Литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках

1501-1502 
 
Осада  тянулась  уже  очень  долго,  а  припасов  и  продовольствия  ниоткуда  не  приходило, 
помощи и поддержки ни от кого не было. Воины и народ, потеряв надежду, начали по одному, 
по  двое  прыгать  с  вала  и  убегать  из  крепости.  Шейбани  хан,  проведав  о  слабости  жителей 
крепости,  пришел  и  стал  лагерем  возле  Гар-и  Ашикана.  Я,  со  своей  стороны,  пришел  на 
Нижнюю улицу к домам Мелик Мухаммед мирзы и встал напротив Шейбани хана. 
В эти дни Узун Хасан, [брат] Ходжи Хусейна, — именно он, как раньше упоминалось, был 
виновником  мятежа  Джехенгир  мирзы  и  нашего  ухода  из  Самарканда, — явился  с  десятью-
пятнадцатью  нукерами  и  вошел  в  крепость.  Его  приход  был  очень  смелым  поступком; 
затруднения  и  лишения  воинов  и  горожан  еще  увеличились,  близкие  мне  люди  и  мужи, 
достойные уважения, прыгали с вала и убегали. Из именитых беков со мной находились Ваис 
Шейх  и  Ваис  Лагари,  мои  старые  слуги,  они  [тоже]  бежали.  В  помощи  со  стороны  мы 
совершенно  отчаялись,  ни  на  что  не  осталось  никакой  надежды.  Продовольствия  и  припасов 
было мало, то, что было, тоже пришло к концу; [новых] припасов продовольствия ниоткуда не 
поступало. 
В это время Шейбани хан завел разговор о мире. Будь у нас надежда на помощь, будь у нас 
припасы, кто бы стал слушать слова о мире? Однако необходимость заставила. Заключив нечто 
вроде  мира,  мы  ночью  почти  на  исходе  второго  пахра,  вышли  из  ворот  Шейх-Заде.  Я  увел  с 
собой  Ханум,  мою  родительницу,  и  еще  с  нами  ушли  две  женщины:  одна — Бегеча  Халифа, 
другая  Минглик  Кукельташ.  Когда  мы  в  этот  раз ушли  [из  Самарканда],  моя  старшая  сестра, 
Ханзаде биким, попала в руки Шейбани хана. 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
83
Темной  ночью,  кружа  между  большими  арыками  Сугуда,  мы  сбились  с  дороги;  на  заре 
после тысячи затруднений мы миновали Ходжа-Дидар и ко времени предрассветной молитвы 
взобрались  на  холм  Карпук.  Пройдя  севернее  холма  Карпук  по  окраине  селенья  Худак,  мы 
двинулись по равнине к Илан-Уты. По дороге мы стали гоняться на лошадях с Камбар Али и 
Касим  беком.  Моя  лошадь  опередила.  Желая  взглянутьнасколько  отстали  их  лошади,  я 
обернулся, подпруга у моего седла, вероятно, ослабла, седло перевернулось и я упал и ударился 
головой о землю. Хотя я сейчас же встал и сел на коня, но разум у меня до самого вечера не 
вернулся к покою. События, происходившие в этом мире, мелькали и проходили у меня в глазах 
и в душе, точно сновиденье или призрак. 
Вечером, во время предзакатной молитвы, мы остановились в Илан-Уты. Убив лошадь, мы 
изжарили  ее  мясо,  приготовили  шашлык,  дали  с  минуту  передохнуть  коням  и  двинулись 
дальше. Перед рассветом мы пришли в селение Халилийа и остановились там. Из Халилийа мы 
пришли  в  Дизак.  В  это  время  в  Дизаке  находился  сын  Хафиз  бека  Дулдая  Тахир  Дулдай. 
Жирное мясо и белый хлеб были там дешевы, сладкие дыни и хороший виноград — изобильны. 
После  великой  нужды  мы  увидели  подобную  дешевизну,  после  стольких  бед — оказались  в 
столь безопасном [месте]. 
После страха и нужды мы обрели безопасность,  
Обрели новую жизнь и новый мир. 
Страх смерти исчез у нас из сердца, муки голода прекратились для людей. Никогда в жизни 
мы так не отдыхали, отроду не видели такой дешевизны и безопасности — [ведь] наслаждение 
после нужды и спокойствие вслед за тревогой кажутся еще слаще и лучше. Четыре или пять раз 
приходилось нам так переходить от беды к радости и от трудностей к благоденствию, и это был 
первый  раз.  Избавившись  от  такого  врага  и  от  мук  голода,  мы  радовались  безопасности  и 
наслаждались дешевизной. 
Три  или  четыре  дня  мы  отдыхали  в  Дизаке,  затем,  направились  к  Ура-Тепа.  Пашагир 
находится  несколько  в  стороне  от  большой  дороги.  Так  как  я  раньше  прожил  там  некоторое 
время,  то,  проходя  мимо,  прогулялся  туда.  В  крепости  Пашагир  я  встретил  одну  знатную 
женщину,  которая  долгое  время  состояла  при  Ханум,  моей  матери,  и  в  этот  раз  осталась  в 
Самарканде, так как ее не на чем было увезти. Я повидался с нею и расспросил ее; она пришла в 
Пашагир из Самарканда пешком. Младшая сестра моей матери Хуб Нигар ханум распрощалась 
с нашим бренным миром; мне и Ханум сообщили об этом в Ура-Тепа. Мать моего отца тоже 
скончалась в Андиджане, об этом нам рассказали там же. 
Ханум с тех пор как Хан, мой дед, умер, не видела свою мать, брата и сестер, то есть, Шах 
биким,  Махмуд  хана,  Султан  Нигар  ханум  и  Даулат  Султан  ханум;  разлука  их  продолжалась 
тринадцать или четырнадцать лет. Чтобы повидаться с ними, она отправилась в Ташкент. 
Посоветовавшись с Мухаммед Хусейн мирзой, я решил провести зиму в одном из селений 
близ Ура-Тепа, называемом Дихкет. Я отправился туда и, оставив домочадцев в Дихкете, через 
несколько дней тоже решил побывать в Ташкенте, чтобы увидеться с Шах биким, Ханом, моим 
дядей,  и  близкими  родичами.  Отправившись  туда  и  выразив  почтение  Шах  биким  и  Хану, 
моему  дяде,  я  провел  там  несколько  дней;  единоутробная  сестра  моей  матери,  Михр  Нигар 
ханум, тоже прибыла в Ташкент из Самарканда. Ханум, моя мать, [в Ташкенте] заболела; очень 
тяжелая была болезнь. Ханум подверглась большой опасности. 
Досточтимый  Ходжака  ходжа,  уйдя  из  Самарканда,  прибыл  в  Фаркат  и  жил  там.  Я 
отправился в Фаркат и повидался с Ходжой. 
Я надеялся, что Хан, мой дядя, проявив милость и внимание, пожалует мне какую-нибудь 
область илиокруг. Мне обещали дать Ура-Тепа, но Мухаммед Хусейн мирза не дал. Не знаю, по 
своей ли воле он не дал или было такое указание сверху. 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
84
Через несколько дней мы вернулись в Дихкет. Дихкет — селение у подножья гор Ура-Тепа, 
оно находится под Улуг-Тагом. Сейчас же, пройдя эти горы, будет Масча. Хотя жители Дихкета 
— 
сарты, оседлые, но они, как и тюрки, разводят овец и коней. 
В этом селении мы расположились в домах крестьян; я стоял в доме тамошнего старосты. 
Пожилой это был человек, лет шестидесяти или семидесяти, но его мать была еще жива; очень 
долговечная была женщина, ста одиннадцати лет. Когда Тимур бек ходил в Хиндустан, один из 
родичей  этой  женщины  ушел  в  его  войско.  Это  сохранилось  у  нее  в  памяти,  она  сама 
рассказывала.  В  одном  только  Дихкете  жило  детей  этой  женщины,  ее  внуков,  правнуков  и 
праправнуков  девяносто  шесть  человек;  вместе  с  умершими  ее  потомками  считали  двести 
человек.  Внук  ее  внука  был  двадцатипяти-  или  двадцатишестилетний  парень  с  черной-
пречерной бородой. 
Во  время  пребывания  в  Дихкете  мы  постоянно  гуляли  пешком  по  горам,  возвышавшимся 
вокруг  этого  селения,  и  в  его  окрестностях.  Чаще  всего  я  гулял  босой.  От  долгого  хождения 
босиком ноги у меня так загрубели, что ни скалы, ни камни на них не действовали. Однажды во 
время  такой  прогулки  между  предзакатной  и  вечерней  молитвой  по  узкой  еле  видной  тропе 
спускался бык. Я спросил: «Куда ведет эта дорога? Смотрите на этого быка и не гоните его и 
тогда  узнаете,  куда  ведет  дорога».  Ходжа  Асад  Аллах  сострил  и  сказал: «А  вдруг  эта  корова 
заблудится? Что тогда будем делать?». 
В ту зиму некоторые из наших воинов не могли больше казачествовать с нами и попросили 
разрешения уйти в Андиджан. Касим бек настоятельно убеждал меня: «Раз уже эти люди идут в 
Андиджан, то пошлите Джехангир мирзе в подарок что-нибудь из вашего носильного платья». 
Я  послал  ему  мою  горностаевую  шапку.  Касим  бек  опять  начал  убеждать: «А  что  будет 
плохого,  если  послать  что-нибудь  также  и  Танбалу?»  Хотя  я  не  соглашался,  но  вследствие 
настояний  Касим  бека  Танбалу  был  послан  закаленный  широкий  клинок  Нойон  Кукельташа, 
который Нойон велел изготовить для себя в Самарканде. Это был тот самый клинок, которым 
меня хватили по голове, как будет упомянуто при изложении событий следующего года. 
Спустя  несколько  дней  моя  бабка,  Исан  Даулат  биким,  которая  после  нашего  ухода  из 
Самарканда  осталась  там,  прибыла  вместе  с  находившимися  в  Самарканде  домочадцами  и 
родичами, отощавшими и голодными. 
В  середине  зимы  Шейбани  хан,  перейдя  по  льду  через  реку  Ходженда,  разграбил 
окрестности Шахрухии и Бишкента. Как только пришлиоб этом вести, мы сейчас же выступили, 
невзирая  на  малочисленность  наших  людей,  и  направились  к  селениям,  находящимся  ниже 
Ходженда,  напротив  Хашт-Яка.  Было  очень  холодно.  В  этих местах  постоянно,  не  ослабевая, 
дует  сильный  ветер  из  Ха-Дервиша;  стужа  достигала  такой  степени,  что  за  эти  два-три  дня 
погибло от холода два-три человека. Мне понадобилось совершить омовение. В одном арыке 
вода у берегов покрылась льдом, но посредине из-за быстрого течения она совсем не замерзла. 
Я  вошел  в  арык,  совершил  омовение  и  окунулся  шестнадцать  раз.  Холодная  вода  сильно  на 
меня подействовала. 
На рассвете мы переправились по льду через реку Ходженда напротив Хаса. Перейдя реку, 
мы  шли  всю  ночь  и  пришли  в  Бишкент.  Оказалось,  что  Шейбани  хан,  разграбив  окрестности 
Шахрухии,  возвращается  назад.  В  то  время  Бишкент  принадлежал  сыну Муллы Хайдара  Абд 
ал-Маннану.  Другой  его  сын,  младше  Абд  ал-Маннана,  негодный  и  бестолковый  человек  по 
имени  Му'мин,  когда  я  был  в  Самарканде,  находился  при  мне.  В  общем,  я  относился  к  нему 
благосклонно.  Не  знаю,  какую  обиду  причинил  ему  в  Самарканде  Нойон  Кукельташ,  но  этот 
мужеложник затаил против него злобу. Как только пришло известие, что узбекские грабители 
повернули  назад,  мы  послали  человека, [чтобы  известить]  Хана,  и,  выступив  из  Бешкента, 
задержались  на  три-четыре  дня  в  селениях  Ахангарана.  По  самаркандскому  знакомству  сын 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
85
Муллы Хайдара Му'мин пригласил к себе, уважения ради, Нойон Кукельташа, Ахмед Касима и 
еще  нескольких  человек.  Когда  я  выступил  из  Бишкента,  эта  компания  осталась  в  Бишкенте. 
Му'мин устроил для этих людей попойку на краю обрыва. Прибыв [на место], мы стали лагерем 
в  одном  из  селений  Ахангарана,  называемом  Самсирак;  утром  пришло  известие,  что  Нойон 
Кукельташ  пьяный  свалился  в  обрыв  и  умер.  Мы  послали  туда  Хакк  Назара,  который 
приходился Нойон Кукельташу родным дядей, и еще нескольких человек. Хакк Назар поехал, 
осмотрел место, откуда упал Нойон, предал умершего земле в Бишкенте, и они вернулись. Эти 
люди нашли труп Нойона на дне глубокого оврага, на расстоянии полета стрелы от того места, 
где шла попойка. У некоторых возникло подозрение, что Му'мин, помня самаркандскую обиду, 
посягнул на жизнь Нойона; правду никто так и не узнал. 
Это  произвело  на  меня  необыкновенное  впечатление;  мало  чья  смерть  так  на  меня 
действовала.  Неделю  или  десять  дней  я  все  время  плакал.  Тарих  [на  кончину]  Нойона 
заключается в словах «Скончался Нойон». Через несколько дней, повернув назад, я вернулся в 
Дихкет. 
По весне пришла весть: «Шейбани хан идет на Ура-Тепа». Так как Дихкет лежит в равнине, 
то мы перешли через перевал Аб-и Бурдан 
233
 
в горную область Масча. Самое нижнее селение в 
Масче — Аб-и Бурдан. Ниже Аб-и Бурдана есть источник, у источника стоит мазар. Местность 
выше  источника  относится  к Масче,  местность  ниже  принадлежит  к  Палгару.  У начала  этого 
источника, на прибрежном камне, я вырезал такие три стиха 
234
, 
которые сам сочинил:  
Слышал я, что Джемшид, блаженный по естеству,  
Написал на камне у ручья: 
«
У этого ручья, как и мы, многие отдыхали  
И ушли [мира], не успев закрыть [и открыть] глаза. 
Завоевали мы весь мир своим мужеством и силой,  
Но не унесли его с собой в могилу».  
В этой горной стране есть обычай вырезать на камне стихи и всякие другие надписи. 
Когда  мы  были  в  Масче,  Мулла  Хаджари,  поэт,  пришел  из  Хисара  и  вступил  к  нам  в 
услужение. В эти дни я сказал такой стих: 
Как ни преувеличивают [твои  
достоинства], они еще больше, 
Тебя называют душой, но ты без 
преувеличения, выше души. 
Шейбани хан, придя в окрестности округа Ура-Тепа, произвел там всякие бесчинства и ушел 
обратно. Когда, Шейбани хан стоял под Ура-Тепа, мы оставили своих домочадцев в Масче и, 
невзирая  на  малочисленность  и  безоружность  наших  людей, [снова]  перешли  перевал  Аб-и 
Бурдан и спустились в окрестности Дихкета с тем, чтобы, подобравшись ночью или утром, не 
упустить того, чти само идет в руки. Шейбани хан поспешно отступил. Мы опять перебрались 
через перевалы и вернулись в Масчу. 
Мне  пришло  на  ум: «Жить  так,  скитаясь  с  горы  на  гору,  без  дома,  и  крова,  не  имея  ни 
земель, ни владений, не годится. Пойдем лучше прямо к Хану в Ташкент». 
Касим бек не согласился отправиться туда. Как уже было упомянуто, он убил в Кара-Булаке, 
обуздания и расправы ради, трех или четырех моголов и вероятно по этой причине не решался 
идти в Ташкент. Как мы ни настаивали, ничего не вышло. Со своими старшими и младшими 
братьями, приспешниками и приближенными Касим бек потянулся в Хисар. Мы тоже перешли 
перевал Аб-и Бурдан и направились в Ташкент к Хану. 
В эти дни Танбал повел войско и пришел в долину Ахангарана. Люди, стоявшие во главе его 
войска — Мухаммед  Дуглат,  известный  под  именем  Мухаммед  Хисари,  и  его  младший  брат 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
86
Султан  Хусейн  Дуглат — сговорившись  с  Камбар  Али-и  Саллахом,  задумали  дурное  против 
Танбала.  Когда  Танбал  проведал  об  этом  деле,  они  не  могли  больше  оставаться  при  нем  и 
бежали  к  Хану.  Праздник  жертвы 
235
 
нам  довелось  провести  в  Шахрухии;  не  задерживаясь 
больше, я двинулся в путь и пошел к Хану в Ташкент. 
Я  сочинил  тогда  одно  рубаи;  и  у  меня  были  сомнения  относительно  употребления  в  нем 
рифмы:  к  тому  времени  я  не  особенно  глубоко  изучил  правила  стихотворства.  Хан  был 
одаренный человек и сочинял стихи, хотя законченных газелей у него было немного. Прочитав 
Хану  это  рубаи,  я  сообщил  ему  о  своих  сомнениях,  но  не  получил  ясного  ответа,  могущего 
успокоить сердце; [видимо], Хан [тоже] уделял немного внимания правилам стихотворства. Вот 
это рубаи: 
Ни о ком не вспоминает человек в беде,  
Не радостен сердцем человек на чужбине;  
Мое сердце на чужбине не знало радости,  
Ничему не радуется человек на чужбине.  
Позднее я узнал, что в тюркских словах в случае необходимости [буквы] та и даль, а также 
гайн, каф и кяф могут заменять друг друга. 
Спустя несколько дней Танбал пошел на Ура-Тепа. По получении этого известия Хан тотчас 
же  повел  из  Ташкента  войско.  Между  Бишкентом  и  Самсираком  правое  и  левое  крыло 
выстроили в ряды и произвели смотр войску. По могольскому обычаю распустили знамена. Хан 
сошел с коня. Перед Ханом воткнули в землю девять знамен. Один могол привязал к кости из 
передней ноги быка длинную белую холстину и держал ее в руке; еще три длинных холстины 
привязали к трем знаменам ниже кутаса 
236
 
и пропустили их концы под древки знамен. На конец 
однойхолстины  наступил  ногой  Хан,  на  конец  холстины,  привязанной  к  другому  знамени, 
наступил я, а на конец третьей холстины — Султан Мухаммед Ханике. Тот могол, взяв в руки 
бычью  кость  с  привязанной  к  ней  холстиной,  что-то  сказал  по-могольски,  смотря  на  знамя, 
потом сделал знак. Хан и все те, кто стоял подле него, принялись кропить кумысом в сторону 
знамени. Все разом задули в трубы и ударили в барабаны, воины, стоявшие в рядах, как один, 
испустили  боевой  клич.  Все  это  проделали  три  раза,  а  потом  сели  на  коней  и  с  криками 
обскакали вокруг лагеря. 
Среди моголов установления Чингиз хана до сих пор таковы, как их учредил Чингиз хан. 
[
Бойцы] правого крыла стоят на правом крыле, левого крыла — на левом крыле, середины — в 
середине;  все  из  рода  в  род  стоят  на  местах,  указанных  в  ярлыке  [Чингиза].  На  правом  и  на 
левом крыле постоянно происходили раздоры между родами Чарас и Бекчик из-за того, кому 
выходить  на  край.  В  то  время  беком  тумана  Чарас  был  Кашка  Махмуд,  очень  смелый  был 
человек.  Беком  тумана  Бекчик,  который  славился  среди  прочих  туманов,  был  Айуб, [сын] 
Якуба. Из-за того, кому выходить на край, они дрались, обнажали друг на друга сабли. В конце 
концов, кажется, решили, что в кругу для облавы выше будет стоять один, и в боевом строю на 
край будет выходить другой. 
Утром в окрестностях Самсирака устроили облаву и поохотились. Прибыв туда, мы стали 
лагерем в саду Турак. Первая газаль, которую я закончил, была закончена в тот день на этой 
стоянке. Вот [начало] этой законченной газали: 
Я не нашел верного друга, кроме моей души,  
Я не нашел поверенного тайн, кроме моего сердца. 
В  ней  шесть  стихов.  Впоследствии  все  законченные  газали  были  написаны  по  такому  же 
плану, [как первая]. 
Из  Самсирака,  совершая  переход  за  переходом,  мы  пришли  на  берег  реки  Ходженда. 
Однажды в  виде  прогулки  мы  переправились  через  реку  и, приказав  сварить обед,  отпустили 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
87
йигитов и телохранителей повеселиться. В тот день у меня украли золотую застежку от пояса. 
На  следующее  же  утро  Хан  Кули,  сын  Баяна  Кули,  и  султан  Мухаммед  Ваис  убежали  к 
Танбалу. Все решили, что этот поступок совершен ими, хотя это не было точно установлено. 
Ахмед  Касим  Кухбур  также,  испросив  разрешения,  ушел  в  Ура-Тепа.  Он  тоже  не  вернулся 
после ухода и перешел к Танбалу.  
 
 
СОБЫТИЯ ГОДА ДЕВЯТЬСОТ ВОСЬМОГО 
1502-1503 
 
Этот поход Хана был совершенно бесполезный поход; крепости он не взял, врага не разбил: 
пошел и вернулся. 
В то время, пока я был в Ташкенте, мне пришлось испытать большие лишения и унижения. 
Владений  у  меня  не  было,  надежд  получить  владения  не  было;  большинство  моих  нукеров 
разошлись,  те  немногие,  что  остались,  терпели  лишения,  и  не  могли  дальше  идти  со  мной. 
Пойду к воротам Хана, моего дяди, иногда с одним человеком, иногда с двумя иду. Хорошо еще 
то, что хоть не чужиё были, родные были... Поклонившись Хану, моему дяде, я ходил к Шах 
биким, словно к себе домой — с голой головой, с голыми ногами к ней входил. 
Наконец, из-за всех этих скитаний без дома и крова я дошел до крайности. Я подумал: «Чем 
жить в таких тяготах, лучше бежать, куда глаза глядят; чем терпеть на глазах людей унижение и 
позор, лучше уйти, куда ноги унесут». 
Вознамерившись  отправиться  в  Хитай 
237
, 
я  решил  сейчас  же  уйти.  С  малых  лет  мне 
хотелось  побывать  в  Хитае,  но  дела  власти  и  привязанность  к  родным  этого  не  позволяли. 
Теперь  же  власть  ушла,  моя  матушка  присоединилась  к  своей  матери  и  братьям;  помехи  к 
путешествию устранились, заботы отпали. Через посредство Ходжи Абу-л-Макарима я передал 
[
родным]  следующие  слова: « [У  нас]  появился  такой  враг,  как  Шейбани  хан;  вред  от  него 
одинаковый  и  для  тюрков  и  для  моголов:  подумать  о  нем  нужно  теперь,  пока  он  не  совсем 
захватил наш удел и не очень возвысился. Ведь говорят же: 
Сегодня гаси огонь, пока можешь погасить, 
Огонь, как поднимется, сожжет весь мир.  
Не давай врагу натянуть тетиву лука, 
Пока сам можешь пустить стрелу.  
С Младшим ханом, моим дядей, мои родичи не встречались двадцать четыре или двадцать 
пять лет; я же его вообще никогда не видел. Нельзя ли мне пойти к нему — тогда я и Младшего 
хана, моего дядю, повидал бы и стал бы усердным посредником в устройстве встречи между 
вами».  
Цель  моя  была  такова:  если  я  под  этим  предлогом  уйду  отсюда,  то,  когда  я  приду  в 
Моголистан и Турфан 
239
, 
у меня не останется никаких препятствий и забот; поводья моей воли 
будут в моих руках. 
Об  этом  моем  намерении  не  знал  ни  один  человек,  да  никого  и  нельзя  было  о  нем 
осведомить, ибо даже моей матери и той невозможно было сказать такие слова, а те немногие 
люди,  знатные  и  простые,  которые  меня  окружали,  следовали  за  мной  в  моих  скитаниях, 
надеясь на другое. Сказать им такие слова тоже было бы совсем немилостиво. 
Когда  Ходжа  Абу-л-Макарим  передал  это,  Шах  биким  и  Хану,  моему  дяде,  то  понял,  что 
они  [как  будто]  согласны.  В  то  же  время  им  пришло  на  ум,  что,  может  быть  я  прошу 
разрешения удалиться, так как не нашел внимания к себе; поэтому они приличия ради немного 
помедлили с разрешением. 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
88
Тем  временем  от  моего  младшего  дяди  прибыл  человек  и  сообщил,  что  Младший  хан