Литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках

350
 
он тоже играл хорошо. Он натянул на геджак 
три  струны.  Из  музыкантов  и  исполнителей  никто  не  сочинял  так  много  хороших  мелодий. 
Других произведений, кроме мелодий, у Кул Мухаммеда было не так много. 
Еще был Шейх-и Найи. На уде и на геджаке он тоже играл хорошо. На нае он прекрасно 
играл с двенадцати или с тринадцати лет. Как-то раз, на пиру у Бади'аз-Заман мирзы, Шейх-и 
Найи  хорошо  сыграл  на  нае  одно  произведение.  Кул  Мухаммед  на  геджаке  этого  сыграть  не 
сумел и сказал: «Геджак — несовершенный инструмент». Шейх-и Найи тотчас же взял у Кул 
Мухаммеда геджак и чисто и хорошо сыграл это произведение. 
Про Шейх-и Найи рассказывали еще и другие истории. В отношении мелодий он был так 
сведущ, что, услышав какую-нибудь мелодию, говорил: «Такой-то напев, сочиненный таким-то 
созвучен с этим». Однако он сам сочинил немного произведений, ему приписывают лишь один 
или два накша. 
Еще был Шах Кули Гиджаки. Он родом из Ирака. Придя в Хорасан, он стал упражняться в 
игре  на  инструментах  и  сделал  успехи.  Он  сочинил  много  накшей,  пешравов  и  других 
произведений.  
Еще  был  Хусейн-и  Уди.  Он  проделывал  с  удом  интересные  вещи:  оставлял  на  уде  одну 
струну и играл на ней. У него был тот недостаток, что, играя на инструменте, он ломался. Раз 
Шейбани хан приказал ему играть. Хусейн-и Уди начал привередничать и играл плохо; к тому 
же он принес не свой инструмент, а другой, негодный. Шейбани хан все это сообразил и велел 
тут же на пиру надавать ему по шее. Это единственное хорошее дело, которое сделал в жизни 
Шейбани  хан,  действительно,  он  прекрасно  поступил.  Таких  надменных  людей  следует 
наказывать еще строже. 
К  сочинителям  музыки  принадлежал  и  Гулам  Шади,  сын  певца  Шади.  Хотя  он  играл  на 
инструментах, но не стоял в одном ряду с теми исполнителями. У него есть хорошие сауты и 
прекрасные накши. В то время не было человека, который бы сочинил столько накшей и саутов. 
В  конце  концов  Шейбани  хан  отослал  его  к  казанскому  хану  Мухаммед  Амин  хану;  больше 
сведений о нем не пришло. 
Еще  был  Мир  Азу;  этот  не  играл,  он  был  сочинителем.  Хотя  он  сочинял  немного 
произведений, но у него есть интересные вещи. 
Беннаи также был сочинителем; у него есть хорошие сауты и накши. 
Еще одним из бесподобных людей того времени был Пехлеван Мухаммед Бу Са'ид. Он был 
выдающимся борцом, а также слагал стихи и сочинял сауты и накши; у него есть хороший накш 
в  ладу  чар  гах.  Пехлеван  Мухаммед  был  человек  приятный  в  беседе;  сочетание  с  ремеслом 
борца таких свойств весьма удивительно. 
Когда Султан Хусейн ушел из мира, [в ставке] присутствовали из царевичей Бади'аз-Заман 
мирза и Музаффар Хусейн мирза. Так как любимым сыном [покойного] был Музаффар Хусейн 
мирза  и  Мухаммед  Бурундук  Барлас,  полновластный  бек  [Султан  Хусейна],  являлся  дядькой 
царевича, а мать его, Хадича биким, была уважаемой женой Мирзы, то и родичи Мирзы тоже 
были весьма привержены к Музаффар мирзе. По этим причинам Бади'аз-Заман мирза колебался 
и думал  не ехать [в лагерь]. Музаффар мирза и Мухаммед бек сами сели на коней и, устранив 
колебания из сердца Мирзы, привели его [в ставку]. Султан Хусейн мирзу доставили в Герат, 
вынесли по царскому обряду и обычаю и предали погребению в его медресе. В то время Зу-н-

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
147
Нун  бек  тоже  явился  [в  Герат].  Мухаммед  Бурундук  бек,  Зу-н-Нун  бек,  а  также  другие  беки, 
оставшиеся  после  Султан  Хусейн  мирзы  и  находившиеся  при  обоих  царевичах,  собравшись, 
сговорились  и  сделали  Бади'  аз-Заман  мирзу  и  Музаффар  Хусейн  мирзу,  обоих  вместе, 
государями  на  престоле  Герата.  При  дворе  Бади'аз-Заман  мирзы  полновластным  [беком]  стал 
Зу-н-Нун  бек,  при  дворе  Музаффар  Хусейн  мирзы — Мухаммед  Бурундук  бек;  со  стороны 
Бади'аз-Заман  мирзы  даругой  в  городе  был  Шейх  Али  Тагай,  от  Музаффар  Хусейн  мирзы — 
Юсуф Али Кукельташ. Диковинное это было дело: никогда не было слыхано, чтобы два царя 
правили совместно. Случилось противоположное тому, в чем смысл слов шейха Са'ди, который 
сказал в «Гулистане»: 
Десять дервишей спят на одном коврике,  
А два царя не уместятся, в одном климате. 
 
 
СОБЫТИЯ ГОДА ДЕВЯТЬСОТ ДВЕНАДЦАТОГО 
1506-1507 
 
В  месяце  мухарраме 
351
 
мы  направились  в  Хорасан,  чтобы  прогнать  узбеков.  Мы  пошли 
дорогой  через  Гур-Банд  и  Шиберту.  Так  как  Джехангир  мирза  ушел  из  области  [Газни]  в 
недобром [к нам] расположении, то я подумал: «Если он привлечет к себе аймаков, [кто знает], 
каких еще смут не поднимут всякие мятежники и злодеи». 
[
Поэтому]  я  отделился  от  обоза  в  Уштур-Шахаре  и,  оставив  в  обозе  Вали  Хазина  [чи]  и 
Даулат Кадам Караула, сам налегке быстро двинулся вперед, чтобы скорее прибрать аймаков к 
рукам. В тот же день мы пришли в крепость Заххак, выйдя оттуда, миновали перевал Гумбазак, 
спустились через Сайган и, пройдя перевал Дандан-Шикан, стали лагерем на поляне Кахмерда. 
Приказав Султан Мухаммед Дулдаю сопровождать Сейид Афзал Хаббина, я послал их к Султан 
Хусейн  мирзе  шего  выступления  из  Кабула.  Джехангир  мирза  несколько  отстал.  Оказавшись 
напротив  Бамиана,  он  взял  с  собой  двадцать-тридцать  человек  и  направился  в  Бамиан, 
Приблизившись к Бамиану, Джехангир мирза увидел шатры нашего обоза, оставшегося позади. 
Вообразив, что мы [находимся там], он тотчас же повернул вспять и, дойдя до своего лагеря, 
снялся с места, ни на кого не смотря. Не оглядываясь назад, он потянулся в окрестности поляны 
Яка. Шейбани хан в это время осаждал Балх. В Балхе находился Султан Килинджак. Шейбани 
хан  послал  двух-трех  султанов  с  тремя-четырьмя  тысячами  человек  в  набег  на  Бадахшан. 
Между тем, Мубарак шах и Зубайр опять пришли к Насир мирзе и присоединились к нему, хотя 
раньше  между  ними  были  раздоры  и  неудовольствия.  Они  стояли  с  войском  в  Шахдане,  под 
Кишмом,  на  восточном  берегу  реки  Кишм,  и  вдруг  те  узбеки  под  утро  учинили  на  них 
нападение и, перейдя реку Кишм, пошли на Насир мирзу. Насир мирза тотчас же потянулся к 
холму.  Собрав  людей,  находившихся  на  холме,  и  приказав  трубить  поход,  он  немедленно 
двинулся вперед, на ходу забирая узбеков в плен. Вода в Кишме стояла высоко; узбеки пришли, 
перейдя эту реку. Множество их людей погибло от стрел и от сабель, много [узбеков] попало в 
руки [людей Насир мирзы], в воде тоже погибло немало воинов. 
Мубарак шах и Зубайр стояли выше Мирзы, в направлении к Кишму. Посланные против них 
узбеки  погнали  их  к  холму.  Насир  мирза  узнал  об  этом,  когда  гнал  врагов,  и  пошел  на  тех 
людей.  Когда  кухистанские  беки,  собрав  конных  и  пеших,  тоже  пошли  сверху, [узбеки]  не 
смогли устоять и побежали. Из этого отряда тоже попало в плен много людей, немало [узбеков] 
погибло от стрел и шашек и утонуло в реке; вероятно, [всего] пропало тысяча-тысяча пятьсот 
узбеков.  То  была  славная  победа  Насир  мирзы;  известие  об  этом  принес  нам  человек  Насир 
мирзы, когда мы были на поляне Кахмерда. 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
148
Во время пребывания в этих местах воины пошли в Гури и Дехане и доставили оттуда зерно. 
[
Когда мы были] там, пришли письма от Сейид Афзала и Султан Мухаммед Дулдая, которые 
были  посланы  в  Хорасан.  То  была  весть  о  кончине  Султан  Хусейн  мирзы,  но  все  же,  блюдя 
честь  дома  [Тимуридов],  мы  направились  в  Хорасан,  хотя  при  этом  походе  [у  нас]  были  и 
другие цели. Пройдя сквозь ущелье Аджара, мы спустились через Туб, Мандаган и Балх-Аб и 
поднялись  на  гору  Кух-и  Сафа.  При  вести,  что  узбеки  совершили  набег  на  Сан-и  Чарик,  мы 
послали Касим бека с войском против грабителей. [Наши люди] пошли, накрыли их, здорово 
побили и, отрезав много голов, привезли их. 
Мы  послали  людей  к  Джехангир  мирзе  и  к  аймакам.  До  получения  от  них  известий  мы 
несколько дней простояли на летовке Кух-и Сафа. В тех местах очень много кийков; мы один 
раз поохотились. 
Через  день-два  все  аймаки  явились  и  вступили  к  нам  в  услужение.  Сколько  Джехангир 
мирза ни посылал к аймакам людей — один раз он отправил к ним Имад ад-дина Мас'уди, — 
аймаки  не  шли  к  нему,  а  ко  мне  пришли.  В  конце  концов,  для  Мирзы  наступила  крайность. 
Когда мы спустились с Кух-и Сафа в долину Паи, он пришел и повидался со мной. Так как нас 
тревожила забота о Хорасане, то мы не стали смотреть на Мирзу и, не обращая внимания на 
аймаков, двинулись через Гарзаван, Алмар, Кайсар и Чечекту. Перейдя реку у переправы Фахр-
ад-дин, мы пришли в местность Дара-и Бам, в пределах Бадгиса. Так как это был мир, полный 
раздоров, и всякий грабил и тащил что-нибудь из страны и у населения, то мы также, со своей 
стороны,  обложили  данью  аймаков  и  тюрков,  обитающих  в  тех  местах,  и  начали  кое-что 
забирать; за месяц или два месяца было, наверно, добыто тысячи три кебекских 
353
 
туманов 
352
. 
За несколько дней до нас конный отряд хорасанцев и люди Зу-н-Нун бека здорово побили 
узбекских добытчиков у Панда и Маручака и убили много узбеков. 
Бади' аз-Заман мирза, Музаффар мирза, Мухаммед Бурундук Барлас, Зун-н-Нун Аргун и его 
сын Шах бек твердо решили идти походом на Шейбани хана, который осаждал в Балхе Султан 
Килинджака. Они послали людей ко всем сыновьям Султан Хусейн мирзы, призывая их, и даже 
вышли с такими намерениями из Герата. Когда они достигли Бадгиса, к ним присоединился у 
Чил-Духтарана  Абу-л-Мухсин  мирза,  пришедший  из  Мерва;  Ибн  Хусейн  мирза  тоже  пришел 
после него из Туна и Каина. Купак мирза был в Мешхеде. Сколько к нему ни посылали людей, 
он  не  пришел,  говоря  неразумные  слова  и  проявляя  трусость.  Он  чувствовал  ревность  к 
Музаффар  мирзе  и  подумал: «Раз  он  стал  государем,  как  же  я  пойду  к  нему?».  В  подобное 
время, когда все его братья, и старшие, и младшие, собрались в одном месте и, сговорившись, 
решили двинуться на такого врага, как Шейбани хан, и пошли, Купак мирза [проявил] такую 
нелепую  ревность  и  не  пришел.  Кто  теперь  припишет  его  неприход  ревности?  Все  должны 
приписать его трусости. Я хочу сказать, что в здешнем мире такие вещи переживают человека. 
Если  человек  обладает  долей  разума,  зачем  совершает  он  такие  поступки,  о  которых  после 
будут говорить дурно. Если у человека есть хоть след ума, почему не ревнует он о таком деле, 
за совершение которого его будут одобрять? Добрую память назвали мудрецы второй жизнью. 
Ко  мне  тоже  прибыли  послы;  потом  явился  также  Мухаммед  Бурундук  Барлас.  А  я — 
почему мне было не пойти? Я ведь прошел ради этого дела сто-двести йигачей пути. Вместе с 
Мухаммед беком я тут же отправился в поход. 
Тем временем мирзы подошли в Мург-Абу. В понедельник восьмого числа месяца второй 
джумады 
353a
 
произошла  встреча  с  мирзами.  Абул-л-Мухсин  мирза  проехал  мне  навстречу 
полкуруха. Мы приблизились друг к другу. Я сошел с коня с одной стороны, Абул-л-Мухсин 
мирза спешился с другой стороны. Подойдя один к другому и поздоровавшись, мы [снова] сели 
на коней. Когда мы направлялись вперед, то возле лагеря к нам подъехали Музаффар мирза и 
Ибн Хусейн мирза. Они были младше Абу-л-Мухсин мирзы годами и им следовало бы выйти 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
149
навстречу  раньше;  вероятно,  задержка  была  с  похмелья,  а  не  от  гордости;  упущение  это 
произошло из-за наслаждений и развлечений, а не от удовольствия. 
Музаффар  мирза  проявил  великое  усердие;  мы  поздоровались  на  конях;  обмен 
приветствиями  с  Ибн  Хусейн  мирзой  произошел  таким  же  образом.  Мы  спешились  у  шатра 
Бади' аз-Заман мирзы, там было великое сборище и скопление народа. Давка была такая, что в 
тесноте ноги у некоторых людей не касались земли [на протяжении] трех-четырех шагов. Тех, 
которые по своим делам вздумали вернуться обратно, против их воли тащили назад на четыре-
пять шагов. 
Мы вошли в помещение дивана Бади' аз-Замана мирзы. Было решено, что, входя в шатер, я 
поклонюсь, а Бади' аз-Заман мирза встанет, подойдет к краю возвышения и мы поздороваемся. 
Войдя в шатер, я отвесил один поклон и не медля пошел дальше. Бади' аз-Заман мирза довольно 
неторопливо  поднялся  и  вяло  двинулся  [мне  навстречу].  Так  как  Касим  бек  был  мне 
доброжелателем и считал мою честь своей честью, он потянул меня за пояс. Я понял и пошел 
тише, так что мы поздоровались в установленном месте. 
В этом большом шатре подстелили четыре тупака. Шатры Бади' аз-Заман мирзы обязательно 
были  с  боковыми  входами;  Мирза  всегда  сидел  у  бокового  входа.  Один  тупак  стелили  у 
бокового  входа.  На  этот  тупак  сели  Бади'  аз-Заман  мирза  и  Музаффар  мирза,  а  другой  тупак 
стелили в правом переднем углу. Мы с Абул-л-Мухсин мирзой сели на этот тупак ниже тупака 
Бади' аз-Заман мирзы, с левой стороны, постелили еще один тупак, Касым Султан Узбек, один 
из султанов Шейбанидов, зять Бади' аз-Заман мирзы и отец Касим Хусейн Султана, а также Ибн 
Хусейн мирза сели на этот тупак. Ниже положенного для меня тупака, по правую руку, стелили 
еще  один  тупак,  на  этот  тупак  сели  Джехангир  мирза  и  Абд  ар-Раззак  мирза.  Мухаммед 
Бурундук бек, Зу-н-Нун бек и Касим бек сели с правой стороны, много ниже Касим султана и 
ибн  Хусейн  мирзы.  Принесли  еду.  Хотя  попойки  не  было,  но  в  том  месте,  где  поставили 
кушанье, разостлали скатерть и установили ее золотыми им серебряными кубками. 
Прежде наши отцы и родичи тщательно соблюдали устав Чингиза. В собрании, в диване, на 
свадьбах, за едой, сидя и вставая, они ничего не делали вопреки уставу. Устав Чингиз хана не 
есть непреложное предписание [бога], которому человек обязательно должен был бы следовать; 
кто бы ни оставил после себя хороший обычай, этому обычаю надлежит подражать, а если отец 
совершал дурное дело, его должно заменить хорошим делом. 
После  трапезы  я  сел  на  коня  и  возвратился  на  место  стоянки.  Между  нашей  ставкой  и 
ставкой мирз было около одного шери. 
При  втором  посещении  Бади'  аз-Заман  мирза  не  оказал  мне  такого  почета,  как  раньше.  Я 
велел сказать Мухаммед Бурундук беку и Зу-н-Нун беку: «Хотя года мои невелики, но род мой 
высок;  в  столице  моего  отца,  то  есть  в  Самарканде,  я  два  раза  воссел  на  престол,  выдержав 
битву.  Кто  столько  сражался  и  бился  за  [наш]  род  с  пришлым  врагом,  сколько  бился  я? 
Промедление в оказании мне почета — безосновательно». 
Когда эти слова передали, то так как они были разумны, Бади' аз-Заман мирза признал [свою 
ошибку], и мне охотно оказывали уважение. Один раз, когда я пошел к Бади' аз-Заман мирзе, 
после  полуденной  молитвы  состоялось  собрание  с  попойкой.  В  то  время  я  не  пил  [вина]. 
Хорошо  устроенное  было  собрание.  На  столах  расставили  всевозможные  закуски,  подавали 
всякого рода кушанья — жареных кур жареных гусей. 
Собрание  у  Бади'  аз-Заман  мирзы  очень  хвалили  и,  действительно  это  была  спокойная 
пирушка, без подвоха и обмана. Находясь на берегах Мург-Аба, я два или три раза бывал на 
пирушках у Мирзы. Так как все знали, что я не пью, то меня и не принуждали. 
К  Музаффар  мирзе  я  тоже  однажды  пошел  на  пирушку.  Хусей  Али  Джалаир  и  Мир  Бадр 
состояли при  Музаффар  мирзе;  они  был  на  этой пирушке. Охмелев,  Бадр  пустился  плясать  и 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
150
хорошо проплясал этот род пляски, кажется, изобретение Мир Бадра. 
Пока мирзы вышли из Герате сговорились, собрались и пришли на Мург-Аб, минуло три-
четыре  месяца  Султан  Килинджак,  доведенный  до  крайности,  сдал  Узбеку  крепость  Балх; 
Узбек,  после  того  как  взял  Балх  и  услышал,  что  его  враги  объединились,  воротился  в 
Самарканд. Хотя эти мирзы умели устраивать и украшать пирушки и были приятны в беседе и в 
общении, они стояли далеко от хитростей и ухищрения военного дела и чужды были мужеству 
в бою и сражении. 
Когда  они  сидели  у  Мург-Аба,  пришло  известие,  что  Хаик  Назар  Чапани  с  четырьмя  или 
пятью сотнями людей пришел и разграбил окрестности Чечекту. Мирзы собрались, но что они 
ни  делали,  все  же  не  смогли  послать  отряд  против  этого  грабителя.  Между  Мург-Абом  и 
Чечекту десять йигачей пути. Я просил позволения исполнить это дело, но мирзам было стыдно, 
и мне тоже не дали разрешения. 
Когда  Шейбани  хан  отступил,  время  года  было  уже  позднее.  Мы  решили,  что  мирзы 
проведут эту зиму каждый в подходящем месте, а весной соберутся и пойдут на врага. 
Мне тоже предложили перезимоватьв пределах Хорасана, но Кабул и Газни были мятежные 
и беспокойные области и там собрались различные племена и народы: тюрки, моголы, аймаки, 
[
другие] кочевники, афганцы, хазарейцы. К тому же ближайший путь из Хорасана в Кабул, то 
есть  путь  через  горы,  если  не  препятствовал  снег  или  что-нибудь  другое,  занимал  месяц 
времени,  а  путь  по  равнине — сорок-пятьдесят  дней,  а  эти  земли,  вдобавок,  еще  не  вполне 
покорились. Никто из доброжелателей не считал за благо нам зимовать в Хорасане. Я попросил 
у мирз извинения, но они не соглашались и еще настойчивей заставляли меня остаться. Сколько 
я ни приводил отговорок, мирзы все упорней принуждали меня. В конце концов, Бади' аз-Заман 
мирза, Абу-л-Мухсин мирза и Музаффар мирза, сев на коней, приехали ко мне в дом и [еще раз] 
предложили провести зиму [в Хорасане]. Прямо сказать мирзам в лицо «нет» мы не могли: ведь 
такие государи приехали сами и предложили мне остаться. 
К  тому  же  в  обитаемой  части  земли  нет  другого  такого  города,  как  Герат.  Во  времена 
Султан Хусейн мирзы, вследствие его умелого управления и стараний, Герат стал еще в десять 
и  даже  в  двадцать  раз  красивей  и  прекрасней, [чем  прежде].  Мне  очень  хотелось  его 
посмотреть. По этим причинам мы согласились остаться. 
Абу-л-Мухсин мирза ушел в свои владения — в Мерв, Ибн Хусейн мирза тоже ушел в Тун и 
Каин, Бади' аз-Заман мирза и Музаффар мирза направились в Герат. Дня через два-три я тоже 
пошел в Герат через Чил-Духтаран и Таш-Рабат. 
Все  знатные  госпожи:  Пайанда  Султан  биким,  моя  тетка,  Хадича  биким,  а  также  другие 
госпожи, дочери Султан Абу Са'ида мирзы, мои тетушки, собрались в медресе Султан Хусейн 
мирзы.  Все  эти  госпожи  находились  у  могилы  Мирзы,  куда  я  пошел  и  повидал  их.  Сперва  я 
поклонился и поздоровался с Пайанда Султан биким, потом, не кланяясь, поздоровался с Аппак 
биким, после чего, поклонившись, поздоровался с Хадича биким. Посидев у могилы некоторое 
время,  мы,  после  того  как  чтецы  почитали  Коран,  направились  в  южное  медресе,  где  разбит 
шатер  Хадича  биким.  Подали  угощение  от  Хадича  биким,  после  угощения  я  пошел  в  шатер 
Пайанда Султан биким и провел ночь в этом месте. Сначала мне отвели помещение в Баг-и Нау, 
на  утро  я  отправился  в  Баг-и  Нау  и  расположился  там.  Проведя  в  Баг-и  Нау  одну  ночь,  я  не 
нашел это место подходящим и мне отвели дома Алишер бека; до ухода из Герата я жил в доме 
Алишер  бека.  Каждые  два  или  три  дня,  в  саду  Джехан  ара,  я  представлялся  Бади'  аз-Заман 
мирзе. 
Через несколько дней Музаффар мирза пригласил [меня] к себе в дом. Музаффар мирза жил 
[
в  саду]  Баг-и  Сафид;  Хадича  биким  тоже  находилась  там.  Джехангир  мирза  пошел  со  мной. 
После того как убрали еду и угощение, [предложенное] Хадича биким, Музаффар мирза повел 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
151
нас  в  здание,  построенное  Бабур  мирзой  и  называемое  Тараб-Хана.  В  Тараб-Хана  состоялась 
попойка. Тараб-Хана — небольшое здание, находящееся посреди садика; это постройка [всего] 
в два яруса, но довольно хорошенькая. Верхний ярус ее отделали более роскошно. По четырем 
углам  его  находится  четыре  худжры;  все  пространство  и  расстояние  между  этими  четырьмя 
худжрами  представляет  собой  покой  и  одну  комнату,  между  четырьмя  худжрами  устроены 
четыре возвышения в виде ниш. Каждая сторона этой комнаты украшена картинами. Хотя эту 
постройку  возвел  Бабурмирза,  но  картины  приказал  нарисовать  Абу  Са'ид  мирза; [на  них] 
изобразили его битвы и сражения. 
На  возвышении  с  северной  стороны  положили  две  подушки,  одну  напротив  другой; 
подушки  были  обращены  к  северу.  На  одну  подушку  сели  мы — Музаффар  мирза  и  я,  на 
другую подушку уселись Султан Мас'уд мирза и Джехангир мирза. Так как мы были гостями в 
доме Музаффар мирзы, то Музаффар мирза посадил меня выше себя. Кравчие наполнили чаши 
наслаждения  и  начали  подносить  их  присутствующим,  расхаживая  между  ними,  а 
присутствующие глотали процеженные вина, словно живую воду. 
Пирушка  разгорелась,  вино  поднялось  в  голову. [Участники  попойки]  имели  намерение 
заставить меня выпить и ввести меня тоже в круг [пьяниц]; хотя я до этого времени не пил вина 
допьяна и не знал как следует каково состояние и удовольствие от нетрезвости и опьянения, но 
склонность пить вино у меня была и сердце влекло меня пройти по этой долине. В отрочестве я 
не имел склонности [к вину] и не знал наслаждения вином; если отец иногда и предлагал мне 
вина,  я  приводил  [различные] отговорки и  не употреблял  его.  После  [смерти]  отца  благодаря 
счастливому  влиянию  Ходжи  Кази  я  был  воздержан  и  благочестив  и  избегал  даже 
сомнительных  кушаний — где  уж  там  было  вино  употреблять!  Потом,  когда  вследствие 
требований  юности  и  влечения  души  у  меня  появилась  склонность  к  вину,  некому  было 
предложить  мне  вина  и  не  было  даже  человека,  знающего  о  моем  стремлении  к  вину.  Хотя 
сердце мое и было к этому склонно, но мне трудно было по собственному почину начать такое 
дело,  которого  я  раньше  не  делал. [И  вот,  теперь]  мне  пришло  на ум,  что  если  уже  меня  так 
заставляют  и  к  тому  же  мы  прибыли  в  такой  великолепный  город,  как  Герат,  где  полностью 
собраны  и  приготовлены  все  средства  развлечения  и  удовольствия  и  имеются  налицо  все 
принадлежности и предметы роскоши и наслаждения, то когда же мне выпить, если не сейчас. 
Я твердо решил выпить и прогуляться по этой долине, но мне пришла в голову такая мысль: 
«
Бади' аз-Заман мирза — старший брат, а я не выпил из его рук у него в доме. Если я теперь 
выпью из рук младшего брата, в его доме, что подумает [Бади'аз-Заман мирза]?». 
Я высказал свои сомнения. Мое оправдание признали разумным, и на этой пирушке мне уже 
не предлагали вина. Было решено, что когда Бади' аз-Заман мирза и Мухаммед Хусейн мирза 
соберутся в одном месте, я буду пить по предложению обоих мирз. 
На этом собрании были из музыкантов Хафиз Хаджи, Джелал ад-дин Махмуд Найн и Шади 
бача, младший брат Гулама Шади. Он играл на чанге 
354
, 
а Хафиз Хаджи хорошо пел; гератцы 
поют тихо, нежно и плавно. Там же присутствовал один из певцов Джехангир мирзы по имени 
Мир Джан, самаркандец; он всегда пел громко, резко и некрасиво. Джехангир мирза, захмелев, 
приказал Мир Джану петь; тот запел страшно громко, резко и некрасиво. Хорасанцы — тонко 
воспитанные  люди,  но  от  такого  пения  один  затыкал  уши,  другой  кривил  лицо;  однако  из 
уважения к Мирзе никто не решился остановить [певца]. 
После  вечерней  молитвы  мы  перешли  из  Тараб-Хана  в  новый  зимний  дом,  выстроенный 
Музаффар мирзой. Когда мы пришли в этот дом, то Юсуф Али Кукельташ в крайнем опьянении 
поднялся  и  заплясал.  Он  был  человек,  знающий  ритмы,  и  плясал  хорошо.  С  переходомв  этот 
дом пирушка стала еще горячей. Музаффар мирза подарил мне саблю на поясе, шубу, крытую 
мерлушкой,  и  серого  коня;  когда  мы  пришли,  Джанак  спел  по-тюркски.  У  Музаффар  мирзы 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
152
было  два  раба — Катта  Мах  и  Кичик  Мах;  пьяные,  они  выделывали  всякие  непристойные 
гнусности.  До  ночи  продолжался  веселый  пир. [Наконец],  собравшиеся  разошлись;  я  провел 
ночь в этом самом доме. Касим бек, услышав, что мне подносили вина, послал человека к Зун-
н-Нун беку. Зун-н-Нун бек, увещания ради, поговорил с мирзами и они совершенно перестали 
предлагать мне вина.  
Бади' аз-Заман мирза, услышав, как Музаффар мирза принимал гостей, устроил собрание в 
саду  Джехан  ара,  в  Мукавви-Хана,  и  позвал  меня;  позвали  также  некоторых  моих 
приближенных беков и йигитов. Мои приближенные из-за меня не пили вина, а если и пили раз 
в месяц или в сорок дней, то пили, замкнув все входы и выходы, в величайшей тревоге. И вот 
этих-то  людей  пригласили  на  пир  к  Бади'  аз-Заману.  Придя  на  пир,  они  тоже  либо  старались 
чем-нибудь  отвлечь,  либо  закрывались  [от  меня]  руками  и  пили  в  крайнем  волнении.  Между 
тем,  я  как  бы  дал  присутствующим  общее  разрешение  [пить],  ибо  этот  пир  устроил  человек, 
подобный  для  меня  отцу  или  брату.  Во  время  пира  принесли  деревца  плакучей  ивы,  между 
ветвями  которых,  не  знаю,  настоящими  или  искусственными,  были  вставлены  тонко-тонко 
нарезанные  полоски  листового  золота  такой  же  длины,  как  ветки.  Это  выглядело  здорово 
хорошо! 
На этой пирушке передо мной поставили жареного гуся. Так как я еще никогда не разрезал и 
не  разнимал  птиц,  то  не  дотронулся  до  гуся.  Бади'  аз-Заман  мирза  спросил: «Почему  вам  не 
хочется?».  Я  ответил: «Не  умею  разделывать».  Бади'  аз-Заман  тотчас  же  разрезал  и  размял 
лежащего  передо  мной  гуся  и  подал  его  мне;  в  такого  рода  делах  Бади'  аз-Заман  мирза  был 
человек бесподобный. 
В  конце  пира  он  подарил  мне  кинжал,  украшенный  драгоценными  камнями,  чаркуб 
355
 
и 
кровного коня. 
За те двадцать дней, что я пробыл в Герате, я всякий день выезжал на коне и осматривал еще 
не виданные мною места. Нашим проводником при этих прогулках был Юсуф Али Кукельташ; 
в каком бы месте мы ни остановились, Юсуф Али подавал нам [новое] кушанье. Не осталось, 
кажется, ни одного знаменитого места, кроме ханаки Султан Хусейна, которого я бы не посетил 
за  эти  двадцать  дней.  В  короткое  время  я  осмотрел  Газургах,  сад  Алишер  бека,  бумажную 
мельницу,  Тахт-и  Астана,  Пул-и  Ках,  Кахадстан 
356
, 
сад  Назаргах,  Ни'мат-Абад,  хиабан 
Газургаха,  склеп  Султан  Ахмед  мирзы,  Тахт-и  Сафар,  Тахт-и  Навои,  Тахт-и  Баргар,  Тахт-и 
Хаджи бек, мазаны и могилы Шейха Баха ад-дин Омара, шейха Зайн ад-дина и Маулана Абд ар-
Рахмана  Джами,  Намазгах-и  Мухтар,  Хауз-и  Махиан,  Сак-и  Салман,  Биллури — 
первоначальное [название его], должно быть, Абу-л-Валид, — гробницу имама Фахра, сад на 
хиабане,  могилу  и  медресе  [Султан  Хусейн]  мирзы,  медресе  и  гробницу  Гаухар  Шад  биким, 
соборную мечеть, Баг-и Заган, Баг-и Нау, Баг-и Зубейда, Ак-Сарай, построенный Султан Абу 
Са'ид  мирзой  за  Иракскими  воротами,  Пуран,  Суффа-и  Тир  андазан 
357
, 
Чанг-Уланг 
358
, 
Мир-
Вахид, Пул-и Малан 
359
, 
Ходжа-Так, Баг-и Сафид, дворец Тараб-Хана, сад Джехан ара, Кушк-и 
Мукавви-Хана,  Сусани-Хана,  Дувазда-Бурдж,  большой  хауз  в  северной  стороне  сада  Джехан 
ара,  четыре  здания  по  четырем  сторонам  этого  сада,  пять  ворот[гератской]  крепости:  ворота 
Малик, Иракские ворота, ворота Фируза, ворота Хуш и Кипчакские ворота, базар Малик, Чарсу, 
медресе Шейх ал-ислама, соборную мечеть у ворот Малик, сад Баг-и Шахр, медресе Бади' аз-
Заман  мирзы  на  берегу  канала  Инджил,  дом,  где  жил  Алишер  бек,  называемый  Унсия,  его 
могилу и соборную мечеть, которую называют Кудсия, медресе и ханаку, называемые Халасия 
и  Ихласия,  баню  и  больницу,  называемые  Сафаия  и  Шифаия.  Все  эти  места  я  посетил  в  то 
время. 
Хабиба  Султан  биким,  мать  младшей  дочери  Султан  Ахмед  мирзы — Ма'сума  Султан 
биким, привела эту девушку в Хорасан еще до начала смут. Однажды, когда я пришел повидать 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
153
мою ака 
360
, 
Ма'сума Султан биким зашла к ней со своей матерью и увидала меня; с первого 
взгляда у нее появилась ко мне большая склонность. [Родные девушки] тайно подослали людей, 
и моя ака и йанга 
361
 — 
ака я называл Пайанда Султан биким, йанга — Хабиба Султан биким — 
поговорив между собою, решили, что йанга приведет свою дочь следом за мной в Кабул. 
Мухаммед  Бурундук  бек  и  Зу-н-Нун  бек  настойчиво  уговаривали  меня: «Перезимуйте  в 
Хорасане», но не позаботились как следует ни о месте для зимовки, ни о том, что необходимо, 
чтобы перезимовать. [Между тем] пришла зима, в горах между [Хорасаном и Кабулом] пошел 
снег. Я все больше беспокоился о Кабуле, а эти люди не приготовили ни удобного места для 
зимних  жилищ,  ни  зимних  жилищ  на  удобном  месте.  Наконец,  наступила  крайность;  мы  не 
могли открыто сказать, [что уходим], и седьмого числа месяца ша'бана 
362
 
выступили из Герата 
под предлогом выхода на зимовку. В окрестностях Бадгиса мы на каждой стоянке простаивали 
по дню, по два, чтобы наши люди, которые разошлись по области для сбора припасов или по 
своим  делам,  могли  к  нам  присоединиться.  Задержка  и  промедление  оказались  столь 
значительны,  что,  когда  мы  отошли  на  два-три  перехода  от  Лангар-и  Мир-Гияса,  показалась 
луна рамазана 
363
. 
Некоторые из тех йигитов, что ушли в различные области по своим делам, 
возвратились [к нам], иные через двадцать дней или месяц пришли в Кабул, другие остались в 
Хорасане и стали нукерами у мирз. 
К  числу  последних  принадлежал  Сидим  Али  дарбан;  он  остался  в  Хорасане  и  поступил  в 
нукеры  к  Бади'  аз-Заман  мирзе.  Ни  одному  из  нукеров  Хусрау  шаха  я  не  оказывал  такого 
внимания, [как Сидим Али]. Когда Джехангир мирза бросил Газни и ушел, эту область отдали 
Сидим Али, который оставил в Газни своего младшего шурина Дуст Ангу шейха, а сам явился 
[
ко мне] в войско. И действительно, среди нукеров Хусрау шаха не было человека лучше тех 
двух,  то  есть  Али  дарбана  и  Мухибб  Али  курчи.  Сидим  отличался  хорошими  качествами  и 
повадками и был храбр [в бою] на саблях. В доме его не проходило дня без собрания и беседы. 
Это был очень щедрый и удивительно сведущий и порядочный человек, остроумие и тонкость 
его  [проявлялись]  разнообразно,  общение  и  разговоры  были  приятны.  Это  был  весельчак, 
говорун  и  шутник;  недостаток  его  состоял  в  том,  что  он  был  страшный  развратник  и 
сладострастник.  В  его  вероисповедании  имелось  некоторое  отклонение  от  правого  пути  и  он 
был  немного  двуличным  человеком.  Некоторые  приписывали  его  двуличие  склонности  к 
шуткам, но обвиняли его, видимо, не зря. Когда Бади'аз-Заман мирза отдал Герат Шейбани и 
пришел к Шах беку, то велел убить Сидим Али и бросить его в реку Хирманд за то, что тот 
переносил  от  Мирзы  к  Шах  беку  двуличные  слова.  О  Сидим  Али  еще  последуют  рассказы  в 
дальнейшей части этих Записок. 
Миновав  Лангар-и  Мир-Гияс  и  пройдя  деревни  и  селения  в  окрестностях  Гарчистана,  мы 
достигли  Чахчарана.  С  тех  пор  как  мы  прошли  Лангар,  и  до  самого  Гарчистана  везде  лежал 
снег; чем дальше мы шли, тем снегу было больше. 
Чахчаран подчинялся Зу-н-Нун беку, в то время там находился его нукер по имени Мирек 
Джан Ирды. Мы взяли съестные припасы Зу-н-Нун бека, заплатив за них полную цену. 
Когда мы отошли на переход или два от Чахчарана, снег стал очень глубоким; он был выше 
стремян,  и  ноги  лошадей  во  многих  местах  даже  не  доставали  до  земли;  к  тому  же  снег  все 
время  продолжал  падать.  После  Чирагдана  и  снегу  стало  очень  много,  и  дорога  стала 
неизвестной. Когда мы в окрестностях Лангар-и Мир-Гияса совещались, какой дорогой идти в 
Кабул, я и большинство держались такого мнения: «Теперь зима — нас ожидает много тревог и 
беспокойств.  Дорога  на  Кандахар,  правда,  немного  дальше,  но  по  ней  идешь  без  тревог  и 
беспокойств».  Касим  бек  говорил: «Та  дорога — далекая;  поедем  этой  дорогой»  и  очень 
упорствовал.  Мы  пошли  по  этой  дороге.  Один  пашаи  по  имени  Пир  Султан  служил 
проводником.  То  ли  от  старости,  то  ли  от  растерянности,  то  ли  от  обилия  снега,  но  Султан 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
154
потерял дорогу и не мог нас вести. Так как мы пошли этой дорогой по настоянию Касим бека, 
то Касим бек чести ради спешился и сам вместе с сыновьями шел впереди, утаптывая снег и 
отыскивая  дорогу.  Однажды  снегу  навалило  очень  много  и  дорогу  стало  трудно  различать: 
сколько мы ни старались, мы не могли идти дальше. Не найдя другого способа, мы двинулись 
назад,  и  спешились  в  одном  месте,  где  было  мною  хвороста.  Мы  отрядили  семьдесят  или 
восемьдесят  добрых  йигитов  и  приказали  им  воротиться  по  нашим  следам,  найти  внизу,  в 
долине, каких-нибудь зимующих хазарейцев и привести их, чтобы они показали дорогу. Пока 
ушедшие  не  вернулись,  мы  три-четыре  дня  не  трогались  с  места,  но  ушедшие  не  привели 
человека, который бы как следует показал нам дорогу. Положившись на Аллаха, мы поставили 
во главе [колонны] Султан Пашаи и пошли по той самой дороге, по которой вернулись, когда 
сбились с пути. В эти несколько дней было пережито много тревог и тягот; во всю мою жизнь я 
редко испытывал столько затруднений. В эти дни я сказал такой стих: 
Остались ли насилие и жестокость неба, не виданные мною? 
Остались ли беды и страдания, не ведомые моему больному сердцу! 
Около недели мы, утаптывая снег, проходили в день не больше шери или полутора шери. 
Снег  утаптывали  я  сам,  десять  или  пятнадцать  моих  приближенных  и  Касим  бек  со  своими 
двумя  сыновьями — Тенгри  Берди  и  Камбар  Али,  еще  было  два  или  три  его  нукера.  Мы, 
упомянутые, шли пешком и утаптывали снег; каждый человек проходил вперед на семь, восемь 
или десять шери и прибивал снег ногами; на каждом шагу мы проваливались по пояс или по 
грудь.  Пройдя  несколько  шагов,  передовой  выбивался  из  сил  и  останавливался;  вперед 
проходил  кто-нибудь  другой.  Когда  эти  десять,  пятнадцать  или  двадцать  человек  утаптывали 
ногами снег, он становился таков, что можно было провести вперед лошадь без всадника; эту 
свободную  лошадь  протаскивали  вперед;  проваливаясь  по  стремена  или  по  брюхо,  лошадь 
проходила десять-пятнадцать шагов и тоже изнемогала; ее отводили в сторону и протаскивали 
другую лошадь без всадника. 
Таким образом, мы, десять, пятнадцать или двадцать человек, утаптывали снег и лошадей 
этих  десяти,  пятнадцати  или  двадцати  человек  тащили  вперед.  Остальные  всадники — все 
добрые йигиты и мужи, величаемые беками, даже не сходили с коней и ехали, понурив голову, 
по  готовой,  расчищенной  и утоптанной  дороге.  Не  такое  тогда  было  время,  чтобы  заставлять 
или  принуждать  кого-нибудь;  всякий,  у  кого  есть  усердие  и  отвага,  сам  вызывается  на  такие 
дела. 
Таким  образом,  утаптывая  снег  и  прокладывая  себе  дорогу,  мы  прошли  мимо  местности, 
называемой  Анджукан,  и  в  два-три  дня  достигли  хавала,  называемого  Хавал-и  Кути,  у 
подножия перевала Заррин. В этот день был снег и сильная метель, так что всех охватил страх 
смерти. Жители тех мест пещеры и впадины в горах называют хавал. Когда мы достигли этого 
хавала, метель стала беспредельно сильной; мы спешились у самого хавала. Снег был глубокий, 
дорога — узкая; даже по утоптанной и пробитой тропе лошади шли с трудом. 
Так как дни стали очень короткими, то хотя наши передовые подошли к хавалу еще 
засветло, но остальные подходили до самой вечерней и ночной молитвы. Позднее они сходили с 
коней на том самом месте, где останавливались. Многие дожидались утра на спинах коней. 
Хавал казался очень узким; я взял лопату, разрыл снег и устроил для себя у входа в хавал 
место шириной с молитвенный коврик. Хотя я вырыл в снегу яму глубиной по грудь, но все еще 
не  дошел  до  земли,  получилось  некоторое  укрытие  от  ветра.  Я  сел  там.  Сколько  мне  ни 
говорили: «Идите в хавал!», я не пошел. 
В сердце моем пронеслась мысль: «Люди — в снегу, на метели; а я стану там отдыхать в 
теплом помещении; народ терпит тяготы и страдания, а я буду там спать и блаженствовать. Это 
дело  далекое  от  мужества  и  не  похожее  на  товарищество.  Я  тоже  испытаю  все  тяготы  и 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
155
затруднения и вытерплю все, что терпят люди. Есть персидская поговорка: Смерть с друзьями 
— 
пиршество. 
В  такой ураган  и  метель  я  сидел  в  вырытой  и устроенной  мною  для  себя  яме.  До  ночной 
молитвы  валил  столь  сильный  снег,  что  я  сидел  скрючившись  и  мне  засыпало  снегом  спину, 
голову и уши на целых четыре пальца, В этот вечер холод оказал действие на мои уши. В час 
ночной  молитвы  те,  кто  как  следует  осмотрели  пещеру,  закричали: «Хавал  очень  широкий, 
места  хватит  всем».  Услышав  это,  я  стряхнул  с  себя  снег,  вошел  в  хавал  и  позвал  йигитов, 
которые находились около хавала. В нем оказалось удобное место на сорок-пятьдесят человек. 
Принесли еду: вареное мясо, кавардак; всякий нес то, что было под рукой. В такой холод, снег и 
метель мы пришли в удивительное теплое, безопасное и уютное место. 
Наутро  снег  и  метель  прекратились.  Выйдя  спозаранку,  мы  таким  же  образом,  утаптывая 
снег  и  прокладывая  дорогу,  взобрались  на  перевал.  Дорога  извилисто  поднималась  вверх. 
[
Перевал] называли Кутал-и Заррин. Не поднимаясь выше, мы спустились вниз, в долину. 
Когда  мы  достигли  подножия  перевала,  наступил  вечер;  мы  заночевали  у  самого  входа  в 
долину. Той же ночью был очень сильный мороз. Мы провели ночь, терпя великие страдания и 
тяготы,  у  многих  мороз  погубил  руки  и  ноги;  в  ту  ночь  была  отморожена  от  холода  нога  у 
Купака, рука у Сиюндук Туркмена и нога у Ахи.  
Утром  мы  двинулись  вниз  по  ущелью.  Хотя  мы  знали  и  видели,  что  дорога  не  там,  но, 
уповая на бога, шли вниз, долиной, спускаясь по дурным, узким и крутым тропинкам; когда мы 
вышли  к  другому  концу  долины,  был  уже  вечер,  время  вечерней  молитвы.  Пожилые  люди  и 
старики  не  помнили,  чтобы  в  такой  глубокий  снег  кто-нибудь  перешел  через  этот  перевал  и 
даже  не  известно,  чтобы  кому-нибудь  пришло  на  ум  пройти  через  этот  перевал  в  подобное 
время года. 
Хотя мы несколько дней терпели из-за глубокого снега великие тяготы, но все-таки именно 
благодаря снегу мы добрались до стоянки. Ведь не будь такого большого снега, разве мог бы 
кто-нибудь  пройти  по  такому  бездорожью,  кручам  и  безднам.  Больше  того,  не  будь  такого 
снега, все наши лошади и верблюды остались бы в первой же пропасти. 
Все дурное и хорошее, что бывает,  
Если вглядишься, ведет ко благу. 
Было время ночной молитвы, когда мы пришли в Яка-Уланг и стали лагерем. Жители Яка-
Уланга сейчас же узнали о нашем прибытии. Там были теплые помещения и жирные бараны, 
бесконечно много травы и корма коням, беспредельное множество дров и кизяка, чтобы жечь 
огонь. Избавившись от снега и холода, найти такое селение и теплые дома, спастись от бед и 
страданий  и  получить  столько  хлеба  и  жирных  баранов — это  блаженство,  известное  [лишь] 
тем, кто испытал подобные тяготы, и наслаждение, понятное тем, кто перенес такие бедствия. 
Со  спокойствием  в  душе  и  миром  в  сердце  мы  на  один  день  задержались  в  Яка-Уланге. 
Выйдя из Яка-Уланга и пройдя два йигача, мы [снова] остановились; на следующий день был 
праздник Рамазана. 
Пройдя  через  Бамиан,  мы  миновали  перевал  Шиберту  и  остановились,  не  доходя  до 
Джангалика. Туркмены племени Хазара со своими семьями и стадами расположились как раз на 
нашей дороге и совершенно не знали о нашем приходе. На следующий день, снявшись с лагеря, 
мы  выступили  и  проходили  среди  их  шалашей  и  овчарен;  две  или  три  группы  шалашей  и 
овчарен  подверглись  расхищению  и  разграблению; [владельцы]  остальных,  бросив  дом  и 
хозяйство и захватив своих детей, потянулись в горы. 
От ушедших вперед поступили известия, что несколько хазарейцев преградили дорогу перед 
нашими войсками и не дают никому пройти, пуская стрелы. Узнав об этом, я быстро поспешил 
вперед  и  увидел,  что  преграды  никакой  не  было,  а  несколько  хазарейцев,  выйдя  на  какой-то 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
156
выступ и собравшись в кучу, пускают стрелы, словно добрые йигиты. 
Они видели перед собой тьму врагов  
И смотрели на них, несчастные и смятенные. 
Я подъехал и быстро направился в ту сторону 
И ехал вперед, крича: «Иди! Иди!»  
Цель моя была в том, чтобы погнать своих людей 
И вступить в борьбу с врагами.  
Погнав людей, я сам выехал вперед,  
Никто даже не услышал моих слов.  
Не было при мне кольчуги, конских лат и оружия,  
Со мной были только стрелы и колчан.  
Остановлюсь — остановятся все люди,  
Как будто их поубивали враги.  
Ты нанимаешь нукера с той целью,  
Ты нанимаешь нукера с той целью,  
Чтобы оружие его было с тобой, [защищая] твою душу. 
Не затем, чтобы бек шел, а нукер стоял,  
Чтобы нукер отдыхал, а бек мучился.  
Если нукер таков, какая от него защита,  
Ни для [охраны] ворот твоих он не годятся, ни ложкой для еды не будет.  
Наконец пустил я коня, двинулся вперед,  
Погоняя [коня], поднялся на гору.  
Увидя меня, [мои] люди тоже двинулись, 
Остался позади людей страх. 
Достигнув горы, мы быстро взобрались вверх, 
Несмотря на стрелы врага, поднялись. 
Иногда сходя с коня, иногда — на коне, 
Шли мы вперед, смело, 
Враги метали с горы стрелы, 
Увидя нашу силу, они всё побросали и убежали. 
Поднялись мы на гору и погнали хазарейцев 
По горе и по степи, точно оленей, 
В тех, кто были перед нами, словно в кииков, стреляли, 
Угоняли их скот и овец.  
Истребляя туркмен-хазарейцев,  
Заключили мы оковы их людей. 
Мужей и отцов сделали пленниками, 
Жен и детей их тоже взяли в плен. 
Я  приказал  отобрать  и  для  себя  тоже  часть  овец  и  скота  хазарейцев  и  поручил  их  Ярак 
Тагаю,  а  сам  поехал  вперед.  Мы  пригнали  коней  и  баранов  хазарейцев  через  горы  и  долы  к 
Лангару  Тимур  бека  и  остановились  там.  Четырнадцать  или  пятнадцать  человек  хазарейцев,