Дипломатические связи со странами Запада, стало жертвой захватнических устремлений Японии
Yüklə 211,89 Kb. Pdf görüntüsü
|
|
В. И. ИВАНОВА ЯПОНСКИЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ РОМАН СУЭХИРО ТЭТТЁ «СЛИВА ПОД СНЕГОМ» В КОРЕЕ Под именем «Кемонъ» (просветительство) в историю Кореи вошел период с конца XIX до начала XX столетия — время, в течение которого корейское королевство, только что порвавшее с политической изоляцией от внешнего мира и наладившее первые дипломатические связи со странами Запада, стало жертвой захватнических устремлений Японии. В истории корейской культуры «Кемонъ» — это пора идеоло- гического перелома, вызванного первыми контактами с Западом, время возникновения новых форм во всех видах искусства. В литературе эпоха «Кемонъ» выразила себя в особенных, только в это время бытовавших жанрах: чханга (хоровая песя), син- сосоль (новая повесть), син-гык (новая драма). В истории развития повествовательного жанра Кореи син- сосоль явилась промежуточным звеном между средневековой повестью и современной реалистической литературой. Она стала переломным моментом в развитии художественной мысли. Проза отказалась от фольклорных сюжетов, фантастики, изображение современной жизни стало смыслом творческих исканий писателей. Идеи корейского просветительства (обличение устоев феодального общества, пропаганда европейского образования как средства достижения независимости родины) легли в основу сюжетов большинства из этих повестей. Син-сосоль выдвинула новый идеал человека — личность сильную знанием европейских наук, а не конфуцианскими добродетелями. Положительный герой син-
выполнивший тем самым долг перед отсталой родиной. Оппозиционно настроенная по отношению к уходящей эпохе не только идейно, но и эстетически, син-сосоль приблизилась к реалистическому отражению действительности. Представление об эволюции корейской прозы этого периода было бы неполным без учета влияния инонациональной литературы, обогатившей ее новыми темами и новой проблематикой. 262
В данной статье мы коснемся вопроса об японских веяниях, ибо «Кемонъ» — это еще и время смены культурной ориентации Кореи. Поверженный в войне с Японией 1895 г. Китай утратил в Корее свой авторитет. В 1896 г. просветители воздвигли в центре Сеула арку, символизирующую духовное освобождение своего отечества от цинского Китая. Отныне Япония, успешно покончившая с феодальной отсталостью, представлялась ко- рейским реформаторам живой картиной желанного будущего Кореи. Дворянская молодежь стремилась уехать на учебу з Японию, изучала японский язык, читала японскую газету, изда- вавшуюся в Сеуле филиалом «Осака симбун». Как пишет ко- рейский ученый Ким Дон Ун, в то время сами явления европей- ской культуры и искусства приходили в Корею преломленными через японскую эстетическую мысль. Однако не следует забывать и о том, что все (приходившее из Японии воспринималось тогда со сложным чувством, ибо Япония оставалась одновременно враждебной страной, угрожавшей Корее колонизацией. Заинтересованным и серьезным было отношение и к японской литературе. Корейские переводчики, выбирая для перевода произведение японской литературы, обращались к тому периоду ее развития, когда
представления японских писателей об
общественных связях, этических нормах, принципах построения образов положительных и отрицательных героев соответствовали литературному сознанию Кореи этого времени. Так, в 1908 г. в Корее были изданы переложения двух японских политических романов, написанных в 1883—1886 гг. Это романы «Прекрасное повествование об управлении государством» («Кэйкоку бидан») Яно Рюкэя (Фумио) и «Слива под снегом» («Сэттюбай») Суэхиро Тэттё (1849—1896). Оба романа на корейском языке были написаны в жанре син-
иностранной литературы. Это был тот период литературных взаимоотношений, когда авторская принадлежность произведения не принималась во внимание и переводная проза в понимании ее создателей и восприятии современников существовала как оригинальная. Роман Яно Рюкэя «Прекрасное повествование об управлении государством» (1883) вышел в Корее под таким же названием («Кёнгук мидам») [5, 73] без упоминания имени автора и пере- водчика. В свое время этот роман был восторженно встречен японской интеллигенцией, стремившейся к установлению демо- кратического государства. Сегодня понятны мотивы, побудившие неизвестно переводчика выбрать именно этот роман. Темы героического прошлого и борьбы народов мира против иноземных нашествий в Корее времени японского протектората были актуальнейшими. Роман же Яно Рюкэя рассказывал о том, как в древней Греции 263
маленькое государство Фивы одержало победу в борьбе против Спарты и стало во главе всей Греции. «Слива под снегом» под таким же названием («Соль чунъмэ») выдержала в Корее несколько переизданий как самостоятельное произведение. Впервые повесть «Слива под снегом» была опубликована в 1908 г. издательством «Квандонъ согван». Книга имела подзаголовок: «Политическая проза». На обложке было указано имя «сочинителя» (чосульча) — Ку Ён Хака и редактора— Ли Хэ Джо. В последний раз это произведение было переиздано в Пхеньяне в 1964 г. в сборнике «Проза просветительского периода» («Кемонги сосоль») [3]. Несколько слов об источнике. Японский политический роман «Слива под снегом» относится к числу критикующих устои феодальной Японии произведений японской просветительской прозы, которые заложили фундамент современной японской ли- тературы [5, 261]. Он написан потомком старинного самурайского рода и отразил взгляды и интересы нарождающейся национальной буржуазии. Общеизвестно, что японский политический роман в начальный период революции Мэйдзи сыграл роль орудия в движении за свободу и народные права. Впоследствии идеологи японского просветительства, напуганные размахом народного движения, примкнули к правительству, став противниками этого движения. Суэхиро Тэттё был одним из таких просветителей. Его роман отразил резко враждебную позицию против борцов движения за народные права. Окрестив их экстремистами, Тэттё объявил их врагами Японии, подстрекающими народ к беспорядкам. В этом смысле сегодня роман имеет определенный интерес для историка общественной мысли Японии, поскольку он как бы иллюстрирует причины поражения движения за народные права.
Роман имеет две сюжетные линии: первая — борьба за кон- ституционное управление в Японии периода Мэйдзи, вторая — рассказ о судьбе юной японки О-хару, женщины нового типа, стремящейся к овладению новыми знаниями. Изображение бы- товой среды, связанной со второй линией сюжета, создавало иллюзию реалистичности действия. Первая линия романа является главной. Авторская позиция и основная идея произведения выражены в концентрированном виде (как всегда это бывает в политических романах) в речи главного героя Кунино Мото, образованного юноши, реформатора. В центре всего повествования — открытие японского парламента. Тэттё ввел в действие лиц, представляющих либеральную партию, консервативную партию радикалов. Тэттё рассказывает о современных ему событиях с позиций человека будущего. Время действия романа — период спада «движения за на- родные права, отгремевшего над Японией, как тысяча громов» [5, 210]. Ку Ен Хак, наоборот, выбрал один из бурных перио 264 дов просветительского движения 1896—1898 гг., связанный с деятельностью Общества независимости. Время, когда на митингах Общества независимости собиралось до пяти тысяч жителей столицы и ораторы произносили речи о том, как стране достичь независимости [1, 224]. Заглавие романа отражает вкусы той эпохи. Выбрано оно не случайно. «Слива под снегом» в искусстве стран Дальнего Востока — символ жизнестойкости. У Суэхиро Тэттё — это символ Японии, страдающей в тисках феодализма и возрождающейся к новой жизни. Ку Ён Хак, перелагая японский роман, сохранил его сюжетные линии, основные эпизоды, расстановку действующих лиц. Оставив броское японское название, писатель истолковал его в традиционном свете. Слива в старой литературе Востока — аллегория девушки 1 . Назвав героиню новым именем — Мэ Сон (Мэ — слива, в японском варианте она носила имя О-хару — «Весна»), Ку Ен Хак сместил акценты, переключив тем самым внимание читателя на перипетии личной жизни героини. Полу- чилось повествование о том, как юная девушка наперекор суровой судьбе и опекуну разыскала юношу, нареченного ей умершими родителями в мужья. Хотя корейский вариант и имеет подзаголовок «Политическая повесть», сюжетная линия, повест- вующая о борьбе за новое государственное устройство, транс- формирована и изложена скороговоркой. Сравнение сюжетов японского романа и его корейского пе- реложения дает ответ на вопрос: почему это произведение япон- ской литературы вошло в корейскую литературу и осталось в ней как национальное произведение даже после того, как понятия «перевод» и «оригинальное творчество» в литературе разделились? Обе эти повести, вызванные к жизни сходной исторической обстановкой и сходными идейными течениями, родственны в самой своей стилевой основе, художественная система японского романа аналогична корейской син-сосоль. Действие в романе организовано так же, как в корейских повестях: «напряжение» повествования, поддерживающее заинтересованность читателя, достигается изобилием обстоятельств, препятствующих действиям героини. «Слива под снегом» не привлекала еще внимания советских корееведов. Содержание ее корейского варианта вкратце сводится к следующему. Семья юной героини повести по имени Мэ Сон недавно переселилась из провинции в столицу. В го- 1
— читаем: Сливу в ту ночь, что черна, Словно ягода тута, Я совсем позабыл И вернулся, ее не сорвав... А ведь так я любил эту сливу когда-то [2, 210]. 265 роде умер отец девушки и тяжело заболела мать. Мэ Сон знает, что ее родители мечтали дать ей европейское образование и выдать замуж за некоего юношу Сим Нана, недавно ездившего учиться в Японию. Отец девушки хранил его фотографию и собирался было устроить помолвку, но молодой человек исчез: он вынужден был скрываться, потому что был замешан в антиправительственном заговоре. Умирая, мать Мэ Сон передает дочери фотографию и просит выполнить волю отца — разыскать Сим Нана. Все это — зачин, от которого развертывается действие. В клубе Общества независимости Мэ Сон встретит юношу, похожего на того, чью фотографию ей оставила мать, но окажется, что его зовут не Сим Нан, а Ли Тхэ Сун. Это — первое препятствие. Выслеживая Ли Тхэ Суна, Мэ Сон узнает, что он часто выступает на митингах, посвятив всего себя борьбе за реформы и просвещение народа. Он беден, ютится в маленькой грязной гостинице, зарабатывает на жизнь переводами книг. Он задолжал крупную сумму денег за квартиру, и ему уже предложили освободить комнату. Не называя себя, Мэ Сон пошлет юноше деньги. В записке она объяснит, что делает это исключительно для блага государства: такие люди, как Ли Тхэ Сун, очень нужны Корее. Ли Тхэ Сун отдаст долги, и подобревший хозяин предложит постояльцу приобрести у него книги, оставленные гостями. Ли Тхэ Сун выберет английский словарь, необходимый, как он полагает, его другу по клубу Общества независимости Мун Джон Чхору. Юноша объяснит хозяину, что словарь по имени автора называется «Даймонд», и попросит его отослать книгу по нужному адресу. Выполняя просьбу постояльца, малограмотный хозяин напишет на бандероли вместо «Даймонд» «динамит». Одновременно в полицию поступит анонимный донос на Ли Тхэ Суна: якобы на деньги неизвестного лица он скупает взрывчатые вещества и посылает их кому-то по почте. Ли Тхэ Сун и Мун Джон Чхор попадут в тюрьму. Это — второе препятствие. Из тюрьмы юноша выйдет ослабевшим и для того, чтобы поправить свое здоровье, поедет в горы, в монастырь Пукханса. Случайно там же окажется и Мэ Сон, которую тетка привезет лечиться в горы. Произойдет встреча, но узнавание Ли Тхэ Суна не состоится. Опекун задумывает выдать девушку за своего приятеля (препятствие третье). Он подделает завещание отца Мэ Сон, впишет фразу, дающую ему право распоряжаться судьбой девушки (препятствие четвертое). В местной газете новоиспеченный жених в надежде поссорить влюбленных поместит заметку, порочащую честь девушки. Наконец, Мэ Сон напишет письмо Ли Тхэ Суну. Придя к ней в дом, он увидит на стене свою фотографию, поймет, что она та, с кем его собирались помолвить. Мэ Сон узнает, что Сим Нан — псевдоним Ли Тхэ Суна. Завершит эту линию традиционная концовка — свадьба. 266 Вялая любовная интрига и герой — типичный просветитель- ский идеал человека, образ которого вырисовывается исклю- чительно из речей, выражающих кредо автора,— словно извле- чены из арсенала син-сосоль. Элементы ее техники присутствуют и в изображении характеров: у героя и героини есть антиподы, политический противник героя не может не оказаться человеком, лишенным положительных черт,— злодеем и доносчиком, психологическая сложность личности героини подменена изо- билием внешнего действия. В стиле син-сосоль выдержаны портретные описания. Тра- диционные клише соседствуют в них с реалистическими чертами. Вот как описана внешность умирающей: «Нос ее был остр, как кочерыжка очищенной капусты, глаза ее мерцали, словно звезды на рассвете. Брови рисунком напоминали молодой месяц. Заплетенная несколько дней назад коса растрепалась и прикрыла часть лица, похожего на яшму. Мэ Сон, вглядываясь в это лицо, плакала. Слезы падали капля за каплей. Она вытирала их шелковым платком и была похожа на цветы грушевого дерева под весенним дождем» [3, 304]. Так же как и оригинал, корейская повесть делится на 15 глав, но объем повести значительно меньше объема романа: многие места Ку Ен Хак переписал конспективно. Текстуально совпа- дающих мест не много. Приведем одно из них — начало романа. Японский роман — Кхэ-кхэ-кхэ! О-хару! Подойди сюда, О-хару! Женщина лет за пятьдесят с на- пряженным лицом больного человека лежала в постели, тяжело кашляла и звала кого-то. В ответ на ее зов открылись бу- мажные двери и вошла девушка шестнадцати-семнадцати лет. Взглянув на женщину, она сказала:
Матушка! Что случилось? Я все время была неподалеку. Я думала, вы заснули, и читала газету. Уже четыре часа, не выпьете ли лекарство? [3, 303]. Корейская повесть — Мэ Сон! Поди сюда! Мэ Сон, где же ты? Так звала свою дочь пятидесяти- летняя женщина, исхудавшая н ос- лабевшая от долгой болезни Чан Со Чо. Ей уже трудно было лежать в постели — душил кашель. Девушке было шестнадцать лет. Она тут же откликнулась тихим голосом, открыла дверь и, бесшумно подойдя к больной, села у изголовья. — Вы звали меня? Я все время была здесь. Мне показалось, что вы задремали, и я на минуту вышла посмотреть газету. Не хотите ли принять лекарство? [4, 295] Близкая к точности передача японского текста иногда приводит к курьезам: японские реалии переносятся на корейскую жизнь. Так, в гостинице служанка несколько раз угощает постояльцев чаем — ситуация нереальная для Кореи того времени. Особенно интересны разделы текста, написанные самостоя- тельно, и интерпретации. За ними встает переводчик, сведения о котором крайне скудны. (В многотомной сеульской энциклопедии ему посвящена одна строка: «Ку Ен Хак — автор повести 267
„Слива под снегом",, опубликованной в 1908 г.»). Чувствуется, что корейская «Слива» написана рукой человека, воспитанного в духе корейского реформаторства (кэхваундон) — антиправи- тельственного движения, разработавшего и предложившего в свое время королю программу перестройки корейского общества, его экономики и культуры. Только просветитель мог так иронично и вместе с тем так гневно писать о «чистых, исконно национальных» обычаях брака по родительской воле, о деспотизме отцов, о том, что его со- рокалетние соотечественники не знают о существовании стран Запада, стремятся превратить детей в прислугу, находиться на их иждивении и умиляться тем, как хорошо они выполняют сыновний долг, и т. д. Духовный климат Кореи этой эпохи ощущается в главной речи героя, непосредственно выражающей идею повести. Она во многом отличается от аналогичной речи его японского двойника. Приноравливая японский вариант к корейской действительности, Ку Ен Хак подправляет идейную линию романа, часто излагает взгляды прямо противоположные взглядам Суэхиро Тэттё. Так, Кунино уговаривает соотечественников образумиться, не слушать призывов «пустозвонов», начитавшихся трудов Руссо и Спенсера и поэтому не признающих за человеком «прав, дарованных небом». Ли Тхэ Сун, наоборот, ратует за внесословную ценность человека, за назначение на высокие посты умных людей, а не высокородных тупиц. Японец громит политические партии, подстрекающие народ к беспорядкам. Кореец приветствует их создание. Однако в главном взгляды корейского и японского писателей сходятся: протест народа должен выражаться в дозволенных правительством пределах. Кунино предлагает ждать обещанного императором парламента еще десять лет и порицает сторонника «ожесточенных действий» радикала Такэда. Ли Тхэ Сун провозглашает союзы и общества первым шагом на пути к социальным реформам и клеймит представителя выдуманной переводчиком и не существовавшей в жизни партии «Готовых на смерть» Чон Сон Джо, который призывает к нелегальной борьбе. Есть основания предполагать, что японский роман читался в Корее несколько иначе, чем в Японии. Японский роман подарил корейской повести нового героя. Образ Ли Тхэ Суна соответствует типу героя, уже разработанного син-сосоль. Но контуры его немного отличны от аналогичных образов национальных повестей. Все произведения син-сосоль заканчиваются отъездом героя за границу: овладев точными науками, он собирается тем самым укрепить государство. В «Сливе» герой уже вернулся из-за границы и нашел способ применить свои знания на благо родины, выступая в просветительском обществе. Ни одно корейское произведение жанра син-сосоль не знает такого активного героя. 268 Это дает право считать, что первый корейский перевод романа японской литературы оказался знаменательным эпизодом в истории становления новой литературы Кореи. БИБЛИОГРАФИЯ
Тягай Г. Д. Общественная мысль Кореи в эпоху позднего феодализма, М„ 1971. 2. Манъёсю, т. 1, М., 1971. 3. Ку Ен Хак. Соль чунъмэ (Слива под снегом),— «Кемонги сосоль чжнп» («Проза просветительского периода»), Пхеньян, 1964.
Суэхиро Тэттё. Сэттюбай (Слива под снегом),— «Гэндай нихон бун- гаку дзэнсю» («Полное собрание современной японской литературы»), том Мэйдзи, Токио, 1960.
5. Ямамото Тосэй. Нихон бунгакуся (История японской литературы), Токио, 1941. 6. Чосон Мунхакса нёндэпхё (Хронология истории японской литературы), Пхеньян, 1957. Yüklə 211,89 Kb. Dostları ilə paylaş:
|