Azərbaycan Milli Elmlər Akademiyası Fəlsəfə Ġnstitutu “Müasir fəlsəfə problemləri” Ģöbəsi

II.  Национальная  идентичность:  реальные  требования  расцвета 

национальной философии  

С  точки  зрения  реальных  требований  истоки  расцвета  национальной 

философии  в  основном  включают  следующие  два  аспекта:  один  – 

необходимость  идентичности  создания  национального  государства, 

другой  -  общая  тенденция  реагирования  на  упадок  гуманитарных  и 

социальных  наук.  Как  уже  упоминалось  выше,  этим  новым 

национальным  государствам 

срочно 

необходимо 

выработать 

национальную  идентичность,  чтобы  укрепить  преданность  народа 

своей стране. Это один из главных приоритетов этих стран на данном 

этапе,  но  это  также  и  задача  с  большими  теоретическими  и 

практическими трудностями. 

239 

 

Прежде  всего,  с  теоретической  точки  зрения  нам  до  сих  пор  сложно 

точно 

определить 

понятие 

«нация». 

Некоторые 

ученые 

придерживаются  мнения,  что  нация  это  лишь  «воображаемое 

сообщество», например, Бенедикт Андерсон в своей знаменитой книге 

«Воображаемые  сообщества.  Происхождение  и  распространение 

национализма»  анализирует  процесс  воображения  и  создания 

концепции «нации» интеллигенцией. Часть ученых настаивает, что ее 

можно  определить  с  точки  зрения  культуры  или  волюнтаризма 

(признание друг друга членами своей нации), но в таком методе также 

существует  много  неопределенностей.  Однако  «принадлежность  к 

определенной  нации  не  является  врожденной  особенностью 

человеческой  природы»  (9),  просто  потому,  что  в  эпоху,  когда 

национальное  государство  становится  субъектом  международных 

отношений, лишь требования времени сделали его «явно врожденной 

особенностью  человеческой  природы»  (10).  Другими  словами,  у  нас 

все  еще  есть  причины  подвергать  сомнению  легитимность  понятия 

«нация». 

Во-вторых,  с  точки  зрения  действительности,  большинство  стран  в 

современном  мире  состоят  не  из  единой  этнической  группы,  случай 

«одна  нация,  одна  страна»  встречается  редко  (11).  Более  того,  «идея 

спасения  подавляемого  меньшинства  упускает  из  виду  следующую 

перспективу:  как  только  подавляемые  меньшинства  станут 

правителями  в  своей  собственной  стране,  они  немедленно  начнут 

подавлять  другие  меньшинства,  находящиеся  под  их  властью»  (12). 

Поэтому  национализм  требует,  чтобы  каждая  нация  имела  свое 

независимое  государство,  но  «игнорируя  историю  и  игнорируя 

население, эта особая идея о том, чтобы у каждой нации должна быть 

своя  родина,  вовсе  не  рассматривает  вопросы  экономической  и 

военной  безопасности»  (13).  В  этом  смысле  многие  конфликты  в 

современном  мире  напрямую  связаны  с  этим  требованием 

национализма.  Таким  образом,  мы  должны  с  осторожностью 

использовать понятия «нация» и «национальное государство». 

Более  того,  изображение  собственной  национальной  идентичности  – 

это    социальное  явление,  возникшее  только  за  последние  годы.  На 

протяжении долгой истории аграрного общества в группах, живущих в 

относительно  закрытом  обществе,  «его  члены  могут  быть  не 

заинтересованы в четком изображении их собственных отличительных 

признаков»  (14).  Потому  что  в  аграрном  обществе  «экономическое  и 

политическое выживание одной семьи полностью зависело от умелого 

использования  и  сохранения  неясных  вещей,  зависело  от 

240 

 

возможностей оставшегося выбора и поддержания различных связей» 

(15).  Поэтому  Э.А.  Геллнер  считает,  что  «социальная  организация 

аграрного  общества  не  способствует  принципу  национализма,  не 

способствует объединению политических и культурных институтов, а 

также  не  способствует  сохранению  культурной  однородности  и  сути 

распространения  учебных  заведений  в  каждом  политическом 

институте»  (16).  Только  в  период  индустриального  общества,  когда 

постепенно  формируется  культурная  однородность,  начали  созревать 

условия  зарождения  национализма.  Иными  словами,  национальное 

государство 

отнюдь 

не 

является 

очевидным 

конечным 

предназначением  какой-либо  этнической  или  культурной  группы. 

Только  теперь  «четкое  изображение  собственных  показателей 

является  особенной  чертой  нации,  которая  стремится  поддерживать 

однородность  внутри  и  осуществлять  условное  существование 

самоуправления внешне» (17). 

С  другой  стороны,  только  в  период  индустриального  общества 

государство  как  «консолидатор  власти»  (18)  может  в  полной  мере 

играть свою роль в процессе продвижения однородной культуры. Эта 

однородная  культура  образована  путем  тщательной  разработки  и 

является культурой «высокого уровня», которая превосходит культуру 

сообщества 

(терминология 

Геллнера). 

Государство 

несет 

ответственность  за  разработку  и  формирование  этой  культуры,  и 

продвигает  ее  через  государственный  аппарат  образовательной 

идеологии,  тем  самым  укрепляя  идентичность  национального 

государства,  и  в  этом  процессе  реализуется  сочетание  культуры  и 

политической  власти.  В  ходе  разработки  и  построения  культуры 

«высокого  уровня»  в  развивающихся  национальных  государствах 

философия также становится одной из важных идеологических сил. 

Для бывших советских республик можно сказать, что, пережив более 

чем  семидесятилетнюю  эпоху  коммунизма,  они  сейчас  находятся  на 

перекрестке  выбора  культурной  идентичности.  Вернуться  ли  к  так 

называемой  «традиционной  культуре»,  или  к  «западной»,  или 

держаться  существующей  культурной  модели?  Каждый  культурный 

выбор  предполагает  множество  соображений  на  государственном 

стратегическом  уровне.  Подъем  национальной  философии,  в 

определенной  степени,  это  также  путь  поиска    нацией  своей 

уникальной культурной идентичности, иначе говоря, эти народы стали 

переосмысливать 

собственную 

культурную 

идентичность 

на 

философском уровне.  

Но  подчеркивая  национальную  культурную  идентичность,  можно 

241 

 

также  дойти  до  крайности,  когда  может  появиться  тенденция 

культурного  национализма.  Парадокс  заключается  в  том,  что  в 

современных условиях дальнейшего углубления глобализации обмены 

и  столкновения  между  культурами  тоже  постоянно  усиливаются,  но 

зато  это  обеспечивает  основу  для  возникновения  культурного 

национализма.  Поскольку  его  возникновение  требует  «других»,  т.е. 

когда этническая группа не сталкивается с инородной культурой, у нее 

не  формируется  четкое  ощущение  своей  собственной  культуры. 

Только тогда, когда она сталкивается с инородной культурой, которая 

сильнее,  чем  она,  у  нее  действительно  формируется  осознание 

собственной культуры. 

Расцвет  национальной  философии  напрямую  связан  с  нынешним 

общим  упадком  гуманитарных  и  социальных  наук  в  разных  странах. 

Например,  согласно  соответствующим  отчетам,  после  публикации 

документа  Министерства  гуманитарных  наук  Японии  от  8  июня, 

гуманитарные 

и 

социальные 

науки 

в 

Японии 

явно 

продемонстрировали  тенденцию  к  спаду.  Однако  по  сообщению 

Департамента  гуманитарных  наук  Министерства  науки  Японии,  этот 

спад  не  означает  упора  на  естественные  науки,  а  направлен  на  то, 

чтобы справиться с развитием умного общество в будущем, и требует 

знаний, как в области естественных, так и гуманитарных наук. Другим 

примером является то, что Институт философии Российской академии 

наук  изначально  располагался  возле  Красной  площади  в  Москве.  В 

советский  период  философы  играли  важную  роль  в  государственной 

идеологической  машине,  даже  после  распада  Советского  Союза  в 

обществе  были  некоторые  высказывания,  новый  гуманизм  философа 

И.Т. Фролова, открыто осудившего русский марксизм, в итоге привел 

к распаду Советского Союза. Отсюда мы видим, что отношения между 

русским  философским  сообществом  и  политической  властью  в  то 

время  были  очень  тесными.  Но  сегодня  Институт  философии  был 

вынужден  переехать,  и  это  стало  символом  отдаления  философии  от 

политической власти. 

В новых национальных государствах тенденция спада гуманитарных и 

социальных наук еще более очевидна. В ходе нашего исследования в 

Центральной Азии мы обнаружили, что в главных исследовательских 

институтах  и  университетах  этих  стран  существует  гендерный 

дисбаланс в значительной степени, и доля женщин намного выше, чем 

мужчин.  Дальнейшее  исследование  показало,  что  причина  этого 

заключается 

в 

том, 

что 

государственное 

финансирование 

гуманитарных и социальных наук год от года уменьшается, и многим 

242 

 

выдающимся  мужчинам  приходится  заниматься  другой  работой  со 

значительным  доходом.  Если  мы  рассмотрим  причины  упадка 

гуманитарных и социальных наук, то рост современного утилитаризма 

и  прагматизма,  несомненно,  является  наиболее  существенным  среди 

них.  Когда  вопрос  «наличия  пользы»  становится  стандартом 

измерения вещей для людей, философия четко классифицируется как 

«бесполезная».  Таким  образом,  на  данном  этапе  философия  должна 

доказать  законность  своего  существования  или  ответить  на  вопрос, 

который  всегда  интересовал  людей:  «Какова  польза  от  философии?». 

Можно  видеть,  что  на  общем  фоне  тенденции  к  упадку  в 

гуманитарных и социальных науках, намерение философских кругов в 

бывших  советских  республиках  подтвердить  законность  своего 

существования,  посредством  активного  вмешательства  в  процесс 

построения  статуса  национального  государства,  кажется  более 

разумным. 

III.Национальный дух: «духовная» основа расцвета национальной 

философии 

Расцвет  национальной  философии  тесно  связан  с  концепцией 

«национальный  дух».  Национальный  дух  является  одним  из  важных 

понятий  органической  теории  цивилизации.  Если  проследить 

источник  органической  теории  цивилизации,  то  нельзя  избежать 

имени  мыслителя  немецкого  романтизма  Иоганна  Готфрида  Гердера 

(1744-1803).  Гердер  был  фигурой  крайне  исключительной  в  эпоху 

Просвещения  в  18  веке,  он  не  только  продукт  Просвещения,  но  и 

опередил его и стал пионером романтизма. 

Полемика  между  Гердером  и  Кантом  давно  превратилась  в  легенду, 

вызывающую  живой  интерес  в  академических  кругах.  Кант  верил  в 

разумную  силу  человечества,  а  ядром  веры  Гердера  являлась  некая 

«органическая сила». Он считал, что разные народы наделены разной 

«органической  силой»  (естественной)  и  вырастили  разные  культуры, 

поэтому закон истории – это закон культуры. «Развитие всех народов, 

по-видимому, представляет собой единую цепь, словно каждое звено в 

этой  цепочке  должно  быть  связано  и  с  предыдущим  звеном,  и 

последующим»  (19).  Другими  словами,  «мир,  предстающий  перед 

Гердером,  это  единый  и  непрерывно  развивающийся  процесс,  этот 

процесс развития закономерно проходит через некоторые совершенно 

определенные  неизбежные  этапы»  (20).  Поэтому  Гердер  заявил,  что 

«ни один народ на земле не является избранной нацией, и европейская 

культура  более  всего  не  может  считаться  эталоном  человеческих 

добродетелей и ценностей» (21). 

243 

 

Идеи  Гердера  о  теории  культурной  эквивалентности  весьма 

привлекательны  для  тех  представителей  интеллигенции,  которые 

пытаются найти основу культурной автономии своего народа. В статье 

«Особенности  построения  «русской  идеи».  Вновь  о  споре 

славянофилов  и  западников»  (22)  автор  уже  проводил  анализ  связи 

между  идеями  славянофилов  и  органической  теорией  цивилизации 

Гердера,  и  указал,  что  «национальный  дух»  это  именно  тот  ключ, 

который  доказывает  связь  такого  рода  мышления».  Следуя  за  этой 

мыслью,  национальный  дух  Гердера  прошел  через  славянофильство, 

цивилизационный  подход  к  истории  Н.Я.  Данилевского  и,  наконец, 

повлиял  на  классическое  евразийство,  сформировавшееся  в  кругу 

русской эмигрантской мысли в начале XX века (23).

 

 

Но  с  другой  стороны,  евразийство  и  даже  более  раннее 

славянофильство  в  определенной  степени  являются  программой  для 

противостояния  национализму.  Национальное  государство  достигло 

своего пика развития в 19 веке: «Эти правительства в ходе эволюции 

столетия сделали национальность (nationality) обязательным условием 

для  граждан,  а  однородность  всего  населения  превратили  в 

характерную  черту  формы  правления»  (24).  Это  делает  «нацию  в 

нации»  (термин  Ханны  Арендт,  но  она  применяла  его  относительно 

евреев) неприемлемой. 

Подобная ситуация явилась огромным вызовом для России в 19 веке и 

даже в начале 20 века. В то время под юрисдикцией России были не 

только многочисленные народности, но и разнообразные религиозные 

и  культурные  общности.  Если  эти  общности,  взяв  теоретическое 

оружие  национализма,  будут  противостоять  царскому  правлению 

России,  они,  непременно,  окажут  определенное  воздействие  на  всю 

основу  ее  правления.  В  связи  с  этим  в  статье  «Славянофильство  и 

евразийство:  Две  парадигмы  реконструкции  русской  цивилизации» 

автор  указал,  что  русская  цивилизации  сталкивалась  с  несколькими 

кризисами деконструкции на разных этапах исторического развития, и 

в  этом  смысле  славянофильство  и  евразийство  –  две  программы  и 

парадигмы для реконструкции русской цивилизации: первая опирается 

на  идентичность  культуры  кровных  уз,  а  вторая  –  на  геокультурную 

идентичность. 

Следуя  и  дальше  за  этой  нитью,  можно  заметить,  что  концепция 

«национальный  дух»  была  заново  переосмыслена  в  советское  время 

Л.Н.  Гумилевым  (1912-1992).  Льва  Гумилева  считали  единственным 

евразийцем на постсоветском пространстве. Он рассматривал «этнос» 

как  субъект  истории,  и  далее  затем  выдвигал  концепцию 

244 

 

«целеустремленного  духа»  (или  «пассионарности»)  для  описания 

процесса  развития  этноса  в  своей  книге  «От  Руси  до  России».  На 

«этнос»  он  смотрел  как  на  «организм»,  который  должен  пройти 

различные  стадии  формирования,  развития,  зрелости,  упадка  и  даже 

гибели.  Каждая  стадия  напрямую  связана  с  различными  состояниями 

«пассионарности», в частности, пассионарность может быть разделена 

на  фазу  подъема,  фазу  надлома,  фазу  инерции,  фазу  обскурации  и 

мемориальную фазу. 

Гумилев  полагал,  что  когда  «пассионарность»  этноса  находится  на 

фазе  подъема,  это  период  становления  нового  этноса.  И  на 

первоначальной  этнической  основе  пассионарность  заставляет  новый 

этнос  объединиться  с  различными  этническими  группами  в  рамках 

определенного  региона,  образуя  суперэтнос.  Когда  пассионарное 

напряжение  достигает  своего  пика,  люди  перестают  продолжать 

интегрироваться,  но  «становятся  собой»  и  ищут  свою  уникальную 

этническую  принадлежность.  В  этом  смысле,  возможно,  распад 

Советского  Союза  предоставил  бывшим  республикам  возможность 

выражения «пассионарности», но из-за территориальных ограничений 

эти  страны  пережили  не  так  называемый  период  интеграции 

«суперэтноса»,  а  непосредственно    вступили  в  стадию  построения 

национального самосознания, то есть в период становления нации. 

В целом, когда мы вскрываем духовную основу расцвета современной 

национальной  философии,  «национальный  дух»  является  ее  важной 

идеологической  составляющей.  Эта  концепция,  путем  постоянного 

толкования    русскими  мыслителями,  приобрела  значение,  не 

аналогичное  эпохе  Гердера,  но  существенных  изменений  в 

подчеркивании  уникальности  «органической  силы»  нации  не 

произошло.  Именно  в  этом  смысле  развивающиеся  национальные 

государства  обрели  «духовную»  основу,  когда  стали  говорить  о 

национальной философии. 

IV.  Идеологическая  функция  и  интеллектуальная  миссия 

национальной философии 

В 

некотором 

смысле 

само 

восстановление 

национальной 

идентичности  в  развивающихся  национальных  государствах  уже 

предполагает  идеологическую  функцию.  Впервые  концепция 

«идеология» была предложена французским философом Просвещения 

Антуаном  де  Траси  в  1796  году,  который  под  ней  в  основном 

подразумевал  науку  о  создании  научного  метода  анализа  понятий  и 

восприятий, 

поэтому 

более 

точным 

переводом 

является 

«концептология»  (25).

 

После  поражения  в  России  в  1812  году 

245 

 

Наполеон  выступил  с  обвинением:  «Все  ошибки  и  несчастья  нашей 

прекрасной  Франции  следует  приписать  именно  идеологии,  этой 

туманной  метафизике,  которая  каверзно  отыскивает  первоначальные 

движущие силы законодательной основы народов, вместо того, чтобы 

обрести  закон  сообразно  знанию  человеческого  сердца  и  урокам 

истории. Эти ошибки неизбежно и фактически приводят к господству 

кровожадных  личностей»  (26).

 

Здесь  в  понятие  «идеология» 

предварительно  уже  заложено  значение,  описанное  К.  Марксом  в 

«Немецкой идеологии», а именно понятие ложной метафизики. 

В  книге  «Немецкая  идеология»  Карл  Маркс  писал,  что  «в  каждую 

эпоху мысли господствующего класса суть господствующие мысли, т. 

е.  тот  класс,  который  представляет  собой  господствующую 

материальную  силу  в  обществе,  есть  в  то  же  время  и  его 

господствующая  духовная  сила.  Класс,  имеющий  в  своем 

распоряжении  средства  материального  производства,  располагает 

вместе  с  тем  и  средствами  духовного  производства,  и  в  силу  этого 

мысли  тех,  у  кого  нет  средств  для  духовного  производства, 

оказываются в общем подчиненными господствующему классу» (27).

 

Иными  словами,  когда  Маркс  впервые  обращается  к  понятию 

«идеология», он, по-видимому, критикует метафизическую концепцию 

младогегельянцев,  но  в  сущности  он  затрагивает  значение 

«идеологии» как господствующие мысли господствующего класса. 

В предисловии к работе «К Критике политической  экономии» Маркс 

использовал «идеологию» в более широком значении. Он указал, что 

«с  изменением  экономической  основы  более  или  менее  быстро 

происходит  переворот  во  всей  громадной  надстройке.  При 

рассмотрении  таких  переворотов  необходимо  всегда  отличать 

материальный,  с  естественнонаучной  точностью  констатируемый 

переворот  в  экономических  условиях  производства  от  юридических, 

политических,  религиозных,  художественных  или  философских, 

короче  от  идеологических  форм,  в  которых  люди  осознают  этот 

конфликт и борются за его разрешение». Концепция идеологии здесь 

постепенно  избавляется  от  критического  подтектса  и  вместо  этого 

выражает морфологические изменения в области сознания, связанные 

с изменением экономической основы.  

На основе понимания Марксом понятия «идеология» Карл Маннгейм 

положил  начало  в  изучение  социологии  знания.  Так  называемую 

социологию знания, Маннгейм рассматривает как новый тип научного 

политического  фундамента,  основная  идея  которого  заключается  в 

том,  что  человеческое  сознание  тесно  связано  с  субъективным 

246 

 

«состоянием»  общества.  Исходя  из  этого,  мы  можем  научно 

проанализировать  формы  сознания.  Следует  подчеркнуть,  что 

субъективная  идеология,  на  которую  обращает  внимание  Маннгейм, 

является  целостным  понятием,  т.  е.  «когда  социология  знания 

анализирует 

мысли 

определенного 

социального 

класса 

в 

определенный  период,  во  внимание  принимаются  не  только 

популярные в одно время идеи и способы мышления, но также и вся 

социальная  среда,  в  которой  возникают  такие  мысли.  Необходимо 

учитывать  те  решающие  факторы,  которые  позволяют  определенным 

группам  принимать  или  отвергать  определенные  идеи,  а  также 

побуждать  определенные  группы  сознательно  поощрять  эти  идеи  и 

распространять  их  мотивы  и  интересы  в  более  широком  контексте» 

(28).

 

 

В  книге  «Идеология  и  утопия»  Маннгейм  анализирует  социальные 

основы  и  причины,  которые  породили  идеология  и  утопия  с  точки 

зрения социологии знания. Указывая на то, что и идеология, и утопия 

происходят  из  одной  социальной  ситуации,  а  именно  коллективные 

знания  группы  возможно  (но  не  обязательно)  не  могут  быть 

совмещены  с  условиями  существования.  В  этой  ситуации  идеология 

может  исказить  реальность,  пытаясь  стабилизировать  общество,  а 

утопия,  напротив,  может  исказить  реальность,  пытаясь  провести 

радикальные реформы в обществе. 

Итак,  критику  идеологии  Карла  Маркса,  главным  образом, 

унаследовал  Маннгейм,  затем  позднее  Э.А.  Геллнер.  Анализируя 

формирование  так  называемой  культуры  «высокого  уровня», 

последний указал, что «вообще говоря, националистическая идеология 

страдает  от  пронизывающей  ее  ложной  значительности.  Ее  мифы 

извращают реальность: предендуя на защиту народной культуры, она 

фактически создает высокую культуру; претендуя на защиту  старого 

«народного»  общества,  она  создает  новое  анонимное  массовое 

общество... национализм поклоняется преемственности и выступает в 

ее защиту, но история человечества обязана ему глубоким и ни с чем 

не сравнимым расколом» (29).

 

 

Использование  понятия  «идеология»  в  данной  статье  в  основном 

подразумевает  усилия  и  попытки  государства  построить  культуру 

«высокого 

уровня» 

для 

регулирования 

отношений 

между 

национальным  самосознанием  и  реальностью.  Маркс  однажды 

заметил,  что  в  среде  господствующего  класса  также  существует 

разделение  труда.  «Внутри  этого  класса  одна  часть  выступает  в 

качестве  мыслителей  этого  класса,  это  –  его  активные,  способные  к 

247 

 

обобщениям  идеологи,  которые  делают  главным  источником  своего 

пропитания  разработку  иллюзий  этого  класса  о  самом  себе»  (30).

 

Таким  образом,  по  мнению  Маркса,  интеллигенция  –  это  люди, 

которые завладели интеллектуальной властью, а также люди, которые 

в  пособничестве  с  правительством,  тщательно  разрабатывают 

«культуру 

высокого 

уровня». 

Конечно, 

мы 

не 

можем 

классифицировать  всех  представителей  интеллигенции  в  ряду 

профессиональных  идеологов,  особенно  в  рамках  национального 

государства, где само собой разумеется, что вся интеллигенция будет 

играть роль защитника интересов своей страны. 

Но  какую  же  роль  должна  играть  интеллигенция  в  процессе 

построения национальной идеологии? Разные мыслители дают разные 

ответы  на  этот  вопрос:  например,  в  книге  «Представления 

интеллектуалов»  Э.  Саид  предлагает  стать  «универсальным» 

интеллектуалом. Так называемая универсальность означает «рискнуть, 

чтобы 

преодолеть 

принятые 

как 

должное 

концепции, 

сформировавшиеся из-за устоявшихся среды, языка и национальности, 

потому  что  это  часто ограждает  нас  от  реальности  других;  это  также 

означает  поиски  и  попытки  поддержать  единый  стандарт 

человеческого поведения в таких делах, как дипломатия и социальная 

политика» (31).

 

 

Согласно  точке  зрения  Т.  Соуэлла,  изложенной  в  работе 

«Интеллигенция  и  общество»,  интеллектуал  –  это  «вид  профессии, 

основная задача людей, посвятивших себя  ей, - разбираться с идеями» 

(32).

 

И  большая  часть  интеллигенции  полагает,  что  они  непременно 

мудрее,  чем  простые  люди,  следовательно,  они  могут  формировать 

более  разумные  идеи  для  построения  более  разумного  общества.  Но 

это  наверняка  может  привести  к  тенденции  чрезмерного 

сосредоточения  на  идеях  и  игнорирования  фактов  и  деталей. 

Общество, не ведомое идеями, не имеет направления, но, вместе с тем, 

полное  подчинение  идеям  без  учета  различных  реальных  факторов 

может  привести  к  катастрофическим  последствиям,  например,  как 

пацифистская  концепция  между  двумя  мировыми  войнами.  По 

мнению  Соуэлла,  именно  активная  пропаганда  интеллигенцией 

пацифистских  идей  сформировала  ту  сферу  общественного  мнения, 

которая  способствовало  усилению  нацистов,  что,  в  свою  очередь, 

привело  ко  Второй  мировой  войной.  Но  мы  более  склоняемся  к 

мнению  Эдварда  Хиллса:  «На  раннем  этапе  в  современной  Европе, а 

также  в  современной  Азии  и  Африке  создание  страны  из  разных 

племен было работой интеллигенции» (33).

 

 

248 

 

Совместимость  этой  точки  зрения  с  процессом  строительства  новых 

стран  постсоветского  периода  очень  высока.  В  этих  странах 

строительство  национального  государства  началось  20  лет  назад,  и 

роль, которую играет в нем интеллигенция, имеет решающее значение. 

В  настоящее  время  вопросы  о  том,  как  обойти  различные  факторы, 

которые могут вызвать раскол в национальном государстве, такие как 

религиозные,  этнические,  языковые,  географические  и  т.  д.,  а  также 

вопрос  как  сформировать  символическую  систему,  которая  может 

взывать  к  идентичности  всех,  кажутся  особенно  важными.  Часть 

миссии  национального  философа  состоит  в  том,  чтобы  объяснить 

символическую  систему  в  теории  и  построить  новую  теоретическую 

систему в процессе ее интерпретации. 

В  какой  степени  развитие  национальной  философии  может 

способствовать 

строительству 

национального 

государства 

в 

развивающихся  странах,  нам  еще  предстоит  оценить,  однако  это 

требование  привело  к  усилению  внимания  гуманитарных  и 

социальных  наук  к  актуальным  вопросам.  Например,  озабоченность 

азербайджанских  философов  этическими  вопросами,  проблемами 

исламской солидарности, множественными ценностями и т. д. Другим 

примером  является  философское  переосмысление  белорусскими 

философами  таких  проблем,  как  инновационное  общество, 

образование и культура. 

Среди  многих  национальных  государств  национальные  особенности 

русских  мыслителей  весьма  примечательны:  Н.А.  Бердяев,  В.С. 

Соловьев,  Ф.М.  Достоевский  и  др.  вели  философские  дискуссии 

вокруг  «русского  вопроса»,  не  говоря  уже  о  славянофилах,  а 

евразийцы  –  первопроходцы  в  изучении  уникального  пути  развития 

России.  В  определенной  степени  национальное  государство  может 

ограничивать  наше  мышление,  поскольку,  согласно  точке  зрения 

социологии  знания,  в  процессе  личностного  взросления  мы  будем 

подвергаться  различным  опытам  по  социальной  ассимиляции,  это 

сформирует  структуру  нашего  сознания,  и  тем  самым  заставит  наши 

мысли приобрести соотстветствующую ограниченность. 

Но  ценность  философов  заключается  именно  в  том,  что  они  могут 

правильно  распознавать  ограниченность  своего  собственного 

мышления, а также могут стараться расширить границы собственных 

мыслей и по-настоящему полагаться на «единый тип рациональности» 

(«Основы  метафизики  нравственности»  И.  Канта)  в  исследованиях. 

Сократ  в  своих  диалектических  спорах  заявил,  что  он  хочет  быть 

хорошим  философом,  а  не  просто  хорошим  гражданином. 

249 

 

Существенное  различие  между  философом  и  гражданином  состоит  в 

том, что критерием хорошего гражданина  является служение верой и 

правдой  родине,  а  философ,  напротив,  думает  о  том,  как  жить  более 

осмысленно,  или,  согласно  Сократу,  стать  истинным  человеком. 

Существует много разных измерений истинного философа, и верность 

своей стране – это только одно из них. 

Таким  образом,  великие  русские  мыслители  при  рассмотрении 

«русского  вопроса»  всегда  размышляли  как  философы  и, 

следовательно,  могут  внести  универсальную  ценность  и  значимость 

человеческого  существования.  В  каком-то  смысле  ни  одна  теория  не 

может  выйти  за  пределы  своей  эпохи  и  пространства,  поэтому  мы 

можем  всегда  найти  эти  следы  времени  и  пространства  в  ее  идейной 

структуре,  но  подлинное  величие  философской  мысли  заключается  в 

этих  попытках  освободиться  от  пространственно-временных  оков, 

отыскать  сущность  человека  и  мира.  Вот  почему  нам  по-прежнему 

нужны  Сократ,  Платон,  Декарт,  Кант  и  Гегель,  и  это  должно  стать 

основным 

критерием 

оценки 

легитимности 

современной 

национальной философии.