Литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках

главарей бунтовщиков и разбойников попали к нам в руки. У меня было на уме подвергнуть их 
на  этой  стоянке  разным  мучениям  и  истязаниям  и  убить  в  назидание  другим  бунтовщикам  и 
разбойникам, но по дороге мне встретился Касим бек, который проявил неуместное милосердие 
и отпустил их. 
Соленая земля не принесет гиацинта,  
Не губи в ней напрасно семена надежды.  

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
157
Делать хорошее дурным людям — то же самое,  
Что поступать дурно с хорошими людьми. 
364
 
[
Других] пленных он тоже пожалел и отпустил. 
Во время набега на хазарейцев мы услышали, что Мухаммед Хусейн мирза Дуглат, Султан 
Санджар Барлас и их люди привлекли к себе моголов, оставшихся в Кабуле, объявили Мирза 
хана государем и осадили Кабул. Они распространили среди людей такой слух: «Бади' аз-Заман 
мирза  и  Музаффар  мирза  схватили  государя  и  увезли  его  в  крепость  Ихтияр  ад-дин  (которая 
теперь  называется  Ала-Курган)».  В  Кабульской  крепости  начальниками  были  Мулла  Баба 
Пашагири,  Халифа,  Мухибб  Али  курчи,  Ахмед  Юсуф  и  Ахмед  Касим.  Эти  люди  хорошо 
держали себя; они сильно укрепили крепость и отстаивали ее. 
Из Лангара Тимур бека мы послали к кабульским бекам одного из нукеров Касим бека по 
имени  Мухаммед  Андиджани  из  [племени]  Тукбай  [с  таким  сообщением]: «Решено,  что  мы 
выйдем  из  ущелья  Гур-Банд  и  пойдем  на  осаждающих.  Знаком  для  вас  пусть  будет  то,  что, 
пройдя гору Минар, мы сейчас же зажжем большой огонь. Вы тоже разведите в арке, на кровле 
Иски-Кушка,  где  теперь  казна,  большой  костер,  чтобы  мы  знали,  что  вы  заметили  наше 
приближение. Когда мы подойдем с той стороны, вы выходите изнутри и сделайте все, что в 
ваших силах, ничего не упуская». 
Изложив все это в письме, мы послали [в Кабул] Мухаммеда Андиджани. С рассветом мы 
сели на коней и, [выступив], остановились против Уштур-Шахара. Утром мы выехали оттуда и 
около  полудня  вышли  из  ущелья  Гур-Банд  и  оказались  у  моста.  Напоив  коней  и  дав  им 
отдохнуть, мы во время полуденной молитвы тронулись от моста. До самого Туткаула снегу не 
было; после Туткаула, чем дальше мы шли, тем снег становился глубже. Между Замма-Яхши и 
Минаром было очень холодно; за всю мою жизнь я редко испытывал такой холод. 
Мы послали Ахмед ясаула и Кара Ахмед Юртчи к кабульским бекам, [чтобы сообщить им]: 
«
Мы пришли, как было условлено. Будьте же бдительны и мужественны». 
Мы  спустились  с  горы  Минар  и  стали  лагерем  у  ее  подножия.  Изнемогая  от  холода,  мы 
развели костры и принялись греться; хотя зажигать огонь было [совсем] не  время, но мы так 
измучились  от  ударов  мороза,что  развели  костры.  С  приближением  утра  мы  тронулись  от 
подножия горы Минар. Между Минаром и Кабулом снег был коням по колено и совершенно 
смерзся; сойдя с дороги, 
человек лишь с трудом подвигался вперед. Весь этот отрезок пути мы шли гуськом; поэтому 
нам  не  без  труда  удалось  дойти  до  Кабула  ко  времени  утренней  молитвы.  Не  успели  мы 
достигнуть Биби-Мах-Руй, как над арком поднялся большой огонь; стало ясно, что там узнали 
[
о  нашем  приближении].  Подойдя  к  мосту  Сейид  Касима,  мы  послали  Ширим  Тагая  с  его 
людьми  из  отряда  правого  крыла  к  мосту  Мулла-Баба,  а  я  сам  во  главе  правого  крыла  и 
центрального отряда  пошел  дорогой  через  Баба-Лули.  В  то  время  на  месте  сада  Халифы  был 
другой, маленький садик; его разбил мирза Улуг бек и устроил в нем нечто вроде богадельни. 
Хотя деревьев и кустов там больше не было, но ограда осталась цела. 
Мирза  хан  находился  [тогда]  в  этом  саду;  Мухаммед  Хусейн  мирза  был  в  саду  Баг-и 
Бихишт,  устроенном  мирзой  Улуг  беком.  Когда  я  дошел  до  кладбища,  находившегося  близ 
улицы и сада Муллы Баба, нам встретились люди, которые поспешили вперед и были избиты и 
отогнаны. Эти четыре человека ускакали вперед и ворвались во двор, где сидел Мирза хан; один 
был Сейид Касим ишик-ага, другой — Камбар Али, сын Касим бека, третий Шир Кули караул 
Могол  и  четвертый — Султан  Ахмед  Могол  из  отряда  Шир  Кули.  Четверка  бесстрашно 
ворвалась в самый двор, где сидел Мирза хан; поднялась суматоха, Мирза хан вскочил на коня 
и бежал. Мухаммед Хусейн, брат Абу-л-Хасана курбеги, который тоже был нукером у Мирза 
хана , напал  на  Шир  Кули, одного  из  тех  четырех,  сбил  его с  коня  и  собирался отрезать  ему 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
158
голову, но Шир Кули вырвался. 
Эти  четыре  человека,  попробовав  и  клинка,  и  стрел,  раненые,  присоединились  к  нам  в 
упомянутом  месте.  На  узкой  улице  конные  воины  сбились  в  кучу  и  стояли  на  месте — ни 
вперед не могли двинуться, ни назад податься. Я сказал ближним ко мне йигитам: «Сходите с 
коней  и  пробивайтесь».  Дуст  Насир,  Ходжа  Мухаммед  Али  Китабдар,  Баба-и  Ширзад,  Шах 
Махмуд  и  еще  несколько  йигитов  спешились  и  двинулись  вперед,  пуская  стрелы;  враги 
бросились бежать. Мы долго ждали тех, кто был в крепости, [но] они не могли поспеть к началу 
боя; когда врагов обратили в бегство, эти люди начали прибывать по одному-по двое. Не успел 
я войти в сад, где [раньше] сидел Хан мирза, как подъехал Ахмед Юсуф, сын Сейид Юсуфа, 
один из защитников крепости. Мы вместе проникли в сад Хан мирзы, и я увидел, что Мирза 
хана там нет; он бежал. Мы тотчас же повернули назад, Ахмед Юсуф ехал за мною следом. В 
ворота сада вбежал с обнаженной саблей в руках Дуст-и Сар-и Пули — пехотинец, которому я 
за  его  храбрость  оказал  внимание,  назначил  в  Кабуле  на  должность  начальника  крепости  и 
оставил  там.  Этот  человек  несся  прямо  на  меня.  На  мне  была  надета  кольчуга,  но  блях  я  не 
привязал, шлема тоже не надел. Я несколько раз крикнул: «Эй, Дуст, эй, Дуст», Ахмед Юсуф 
тоже  крикнул.  То  ли  [я  изменился]  после  ночевки  в  снегу  на  морозе,  то  ли  Дуст  [слишком] 
увлекся битвой, но только он не узнал меня и с размаху ударил шашкой по обнаженной руке. 
По милости божией, я ни на волос не пострадал. 
Меч может сдвинуть мир со своего места,  
Но не порежет ни жилки, пока не захочет господь.  
Я [в то время] читал одну молитву, из-за которой господь — велик он! — и отвратил тогда 
от меня зло и устранил надвигающуюся беду. Вот эта молитва: 
«
Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! Господи, ты — мой владыка, нет бога, кроме 
тебя. На тебя возложил я упование, ты — господь великого престола. Чего пожелает Аллах, то 
будет,  чего  не  захочет — не  случится.  Нет  мощи  и  силы,  кроме  как  у  Аллаха,  высокого, 
великого! Знай, что Аллах властен над всякою вещью и поистине объял он все своим знанием и 
исчислил все счетом. Боже мой, у тебя ищу защиты от зла собственной души и от зла других 
людей,  от  зла  всякого  злодея  и  от  зла  всякого  животного,  ибо  ты  схватишь  злодея  за  хохол. 
Поистине ты — владыка великого престола». 
Выехав из [сада Хан мирзы], я прибыл в сад Баг-и Бихишт, где имел пребывание Мухаммед 
Хусейн  мирза.  Мухаммед  мирза  убежал  и  спрятался.  У  пролома  в  стене  садика,  в  котором 
находился Мухаммед Хусейн мирза, стояли семь или восемь человек с луками и стрелами. Я 
ударил коня каблуком и бросился на этих людей: они не смогли устоять и побежали. Я настиг 
одного из них и ударил его саблей, он так покатился по земле, что я решил, что у него отлетела 
голова, и помчался дальше. Человек, которого я хватил саблей, как оказалось, был молочный 
брат Мирза хана, Тулак Кукельташ; сабля ударила его по плечу. 
Когда я подъехал к дверям дома, где жил Мухаммед Хусейн мирза, один могол, мой бывший 
нукер,  которого  я  узнал,  стоя  на  крыше,  натянул  лук  и  прицелился  мне  в  лицо  с  близкого 
расстояния. Со всех сторон закричали: «Эй! Эй! Это государь». Могол пустил стрелу в сторону 
и  убежал.  Дело  зашло  уже  дальше  того,  чтобы  пускать  стрелы:  его  Мирза  и  военачальники 
убежали или попали в плен, кого же ради он стрелял? 
Там  же  схватили  Султан  Санджар  Барласа,  которому  я  в  знак  внимания  пожаловал 
Нингнахарский туман. Он тоже вместе с другими участвовал в мятеже. Его привели с веревкой 
на  шее,  он  был  [страшно]  взволнован  и  кричал: «В  чем  я  провинился?» «А  разве  есть 
преступление  страшней  того,  что  ты — один  из  знатнейших — среди  соучастников  и 
советников этих людей»,— [ответил я]. Так как Султан Санджар Барлас был племянником Шах 
биким, родительницы Хана, моего дяди, то я сказал: «Не водите его в таком позорном виде— 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
159
это еще не смерть». 
Покинув  [Баг-и  Бихишт],  я  послал  Ахмед  Касим  Кухбура,  одного  из  беков,  оставшихся  в 
крепости, и  небольшой отряд йигитов  на  поиски Мирза  хана.  Возле  этого  сада Баг-и  Бихишт 
Шах биким и [Кутлук Нигар] ханум построили себе дома и жили там. Выйдя из этого сада, я 
пошел  повидаться  с  Шах  биким  и  Ханум.  Жители  города  и  городская  чернь  учиняли  всякие 
бесчинства: ловили прохожих по углам и закоулкам и грабили чужое имущество. Я расставил 
всюду людей, и этих грабителей побили и прогнали. 
Шах биким и Ханум находились в одном доме. Я спешился на обычном расстоянии, вошел и 
поздоровался  с  прежней  учтивостью  и  почтением.  Шах  биким  и  Ханум  были  бесконечно  и 
беспредельно взволнованы, смущены, сконфужены и растеряны; они не могли придумать себе 
разумного  оправдания  или  ласково  спросить  меня  о  здоровье.  Я  не  ожидал  от  них  такого 
[
предательства];  правда,  эти  люди  были  в  несчастном  положении,  но  не  настолько,  чтобы  не 
послушать слов Биким или Ханум. Мирза хан — родной внук Шах биким, проводил подле нее 
дни и ночи; если он ее не слушался, то она могла не отпустить его и держать возле себя. 
Мне  не  раз  приходилось,  вследствие  жестокости  и  неблагосклонности  судьбы,  лишаться 
престола, царства,  слуг  и  нукеров  и  искать у них убежища,  моя  матушка  тоже отправилась  к 
ним, но мы не видели никакого внимания и заботы. У Мирза хана, моего младшего брата, и его 
матери, Султан Нигар ханум, были богатые и благоустроенные владения, а у нас с матерью не 
было не то что владений, — какой-нибудь деревушки или нескольких пар быков. А разве моя 
мать — не дочь Юнус-хана, и я — не внук его? Всякий раз, когда кто-нибудь из этих людей 
меня навещал, я старался принять их, как только мог лучше, по-родственному. Так, [например], 
когда Шах биким приехала ко мне, я отдал ей Памган — одно из лучших мест в Кабульской 
области  и  не  упускал  случая  проявить  сыновние  чувства  и  оказать  услугу.  Султан  Са'ид  хан, 
Кашгарский хан, пришел ко мне с пятью-шестью пешими, голыми йигитами; я принял его, как 
родного  брата,  и  отдал  ему  Мандраварский  туман,  один  из  туманов  Ламгана.  Когда  Шах 
Исма'ил  убил  Шейбани  хана  под  Мервом  и  я  ушел  в  Кундуз, [беки]  андиджанской  области 
обратили глаза в мою сторону. Некоторые сместили своих градоначальников, другие укрепили 
города и стали посылать ко мне людей. Я отдал Султан Са'ид хану своих старых, испытанных 
нукеров, дал ему отряд в подкрепление, подарил мое родовое владение—Андиджан— и послал 
его  туда  ханом.  До  настоящего  времени  я  смотрел  на  всякого,  кто  приходил  ко  мне  из  этих 
людей, как на родного; Чин Тимур султан, Исан Тимур султан, Тухта Буга султан и Баба султан 
поныне  находятся  при  мне.  Я  [всегда]  относился  к  ним  всем  лучше,  чем  к  родственникам,  и 
оказывал им внимание, ласку и покровительство. 
Я написал это не для того, чтобы пожаловаться. Все, что здесь написано, истина, цель этих 
слов  не  в том,  чтобы  похвалить  себя, — все,  действительно,  было  так,  как  я  написал.  В  этой 
летописи я вменил себе в обязанность, чтобы каждое написанное мной слово было правдой и 
всякое  дело  излагалось  так,  как  оно  происходило.  Поэтому  я  записал  о  родичах  и  братьях  то 
хорошее и плохое, что хорошо известно, и рассказал о недостатках и достоинствах близких и 
чужих мне людей то, что действительно было. Да простит мне читатель, и да не будет ко мне 
строг слушатель! 
Выйдя из [Баг-и Бихишт], я отправился в тот сад, где имел пребывание Мирза хан, и послал 
в свои владения, его народу и приближенные грамоты о победе. После этого я сел на коня и 
поехал  в  арк.  Мухаммед  Хусейн  мирза  со  страху  убежал  в  кладовую,  где  хранились  тюфяки 
Ханум, и зарылся в груду тюфяков. Я приказал Мирим Дивана и еще нескольким [бекам], что 
были  в  крепости,  обыскать  комнаты  [Ханум],  найти  Мухаммед  Хусейна  и  привести  ко  мне. 
Подъехав к дверям Ханум, они довольно грубо и неучтиво поговорили с ней и в конце концов 
нашли Мухаммед Хусейн мирзу в кладовой Ханум и привели его ко мне в арк. Я оказал ему 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
160
прежнее  уважение,  поднялся  на  ноги,  и  не  довел  дело  до  особенно  грубых  слов.  Мухаммед 
Хусейн  мирза  совершил  такие  гнусные  и  отвратительные  поступки  и  старался  поднять  такие 
мятежи и бунты, что было бы вполне уместно разорвать его на куски и он вполне заслуживал 
смерти  после  всяких  истязаний  и  пыток. [Но]  так  как  мы  были  связаны  различными  видами 
свойства,  и  у  Мирзы  были  сыновья  и  дочери  от  моей  родной  тетки  Хуб  Нигар  ханум,  то  я, 
помня  обязанности  родственника,  освободил  Мухаммед  Хусейн  мирзу  и  разрешил  ему 
отправиться в Хорасан. Этот неблагородный, не помнящий долга человек, совершенно забыв, 
что я оказал ему благодеяние и подарил жизнь, жаловался и клеветал на меня Шейбани хану, но 
прошло лишь немного времени и Шейбани хан убил его и воздал ему должное. 
Того, кто сделал тебе дурное, предоставь судьбе,  
Ибо судьба — твой слуга и отомстит за тебя. 
Ахмед  Касим  Кухбур  и  те  несколько  йигитов,  которые  были  посланы  вслед  Мирза  хану, 
настигли его у холмов Карта Булака. Он не мог бежать и не имел ни силы, ни смелости, чтобы 
пошевелить  рукой.  Его  привели  [ко  мне].  Я  сидел  в  старом  здании  дивана,  под  портиком,  на 
северо-восточной  стороне. «Подойди  сюда,  поздороваемся!» — сказал  я.  Мирза  хан  до  того 
растерялся,  что,  прежде  чем  подойти  и  преклонить  колени,  два  раза  упал.  Поздоровавшись  с 
ним,  я  посадил  его  с  собою  рядом  и  ободрил.  Принесли  питье.  Чтобы  рассеять  страх  Мирза 
хана, я сначала выпил сам, потом дал ему. Так как подчиненные Мирза хану воины, крестьяне, 
моголы и джагатаи были полны страха и колебаний, то я из осторожности приказал Мирза хану 
провести несколько дней в доме его старшей сестры. Упомянутые люди все еще возбуждали во 
мне беспокойство и сомнение: не считая полезным пребывание Мирза хана в Кабуле, я через 
некоторое время разрешил ему отправиться в Хорасан. 
Отпустив  этих  [двух]  мирз,  я  отправился  прогуляться  к  холмам  Барана  и  Чаш-Тепа  и  на 
склоны Гул-и Бахара. Весной степь Чаш-Тепа и склоны Гул-и Бахара очень красивы. Зелень на 
них  много  лучше,  чем  в  других  местах  Кабульской  области,  и  там  цветут  всевозможные 
тюльпаны. Однажды я приказал пересчитать все виды тюльпанов; их оказалось тридцать четыре 
вида. Во хвалу этих мест я сказал такой стих: 
Весною Кабул с его зеленью и цветами — [сущий] рай. 
Особенно хороши в это время весны Барана и Гул-и Бахар. 
Во время этой прогулки я закончил газаль, [начинающуюся] таким стихом: 
Мое сердце, словно бутон розы, покрыто слоями крови.  
Даже если будет, сто тысяч раз весна, он не раскроется. 
Действительно,  мало  найдется  мест,  где  так  приятно  гулять  весной,  пускать  соколов  и 
ловить птиц; об этом было кое-что сказано и упомянуто при описании и рассказе об областях 
Кабула и Газни. 
В  этом  году  бадахшанские  беки:  Мухаммед  курчи,  Мубарак  шах,  Зубайр  и  Джехангир 
оскорбились  обхождением  и  образом  жизни  Насир  мирзы  и  его  любимцев  и  даже  стали  его 
врагами.  Они  все  сговорились  и  повели  войско.  Собрав  свою  конницу  и  пехоту  на  равнине, 
ведущей к Яфталу и Рагу, на реке Кокча, они выстроились и подошли по холмам к Хамчану. 
Насир мирза и его приспешники — неопытные йигиты, не тревожась и не задумываясь, вышли 
к холмам на бой с этими людьми. Местность там неровная, у беков было много пехоты. Люди 
Насир  мирзы  раз  или  два  пускали  коней  на  врагов,  но  те  устояли  и  сами  так  ударили,  что 
заставили людей Мирзы повернуть назад; те не выдержали и обратились в бегство. 
Бадахшанцы, разбив Насир мирзу, разорили и ограбили его приверженцев и приспешников. 
Насир мирза со своими приближенными, разбитыми и ограбленными, прошел через Ишкамиш 
и Нарын в Кила-Гахи. 
Он поднялся вверх по Кизил-Су, вышел на дорогу в Аб-Дара, и перевалив через Шиберту, 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
161
явился  в  Кабул;  с  ним  было  семьдесят-восемьдесят  нукеров  и  слуг,  разбитых,  ограбленных, 
голых  и  голодных.  Удивительная  у  него  судьба.  Два-три  года  назад  Насир  мирза  поднял  и 
погнал все кочевые племена, восстал и вышел из Кабула. Достигнув Бадахшана, он укрепился в 
горах  и  долинах,  и  каких  только  у  него  не  было  замыслов. [А  теперь]  он  пришел,  повесив 
голову, стыдясь своих прежних дел, и был смущен и сконфужен из-за своей измены. Я не сказал 
ему ничего в лицо, ласково спросил его о здоровье и рассеял его смущение.  
 
 
СОБЫТИЯ ГОДА ДЕВЯТЬСОТ ТРИНАДЦАТОГО 
1507-1508 
 
Мы вышли из Кабула, чтобы пограбить Гилджей. Когда мы остановились в Сар-и Дихе, нам 
принесли известие, что в Маште и в Сих-Кана, в одном йигаче от Сар-и Диха, засело множество 
Махмандов  и  они  ничего  о  нас  не  знают.  Бывшие  со  мной  беки  и  йигиты  считали,  что  на 
Махмандов  следует  совершить  набег,  но  я  сказал: «Разве  можно!  Для  чего  мы  выехали?  Не 
достигнув цели, ограбить своих же крестьян, и вернуться. Это вещь невозможная». 
Выступив  из  Сар-и  Диха,  мы  пришли  ночью,  в  темноте,  в  равнину  Катта-Ваза.  Тьма — 
непроглядная,  местность — ровная;  ни  гор,  ни  холмов  не  видно,  ни  дороги,  ни  следов  не 
различишь. Никто не мог указывать дорогу. В конце концов, я сам повел отряд. Мне раз или два 
приходилось  бывать  в  тех  местах;  руководствуясь  воспоминаниями,  я  встал  так,  чтобы 
Полярная  звезда  была  от  меня  справа,  и  двинулся  вперед.  С  помощью  божьей  мы  вышли  к 
Киякту  и  к  самой  реке  Улабату,  к  тому,  месту,  где  засели  Гилджи,  то  есть  к  хребту  Ходжа-
Исма'ил. Дорога туда идет мимо реки [Улабату]. Остановившись у этой реки, мы сами и наши 
кони  немного  поспали  и  отдохнули,  а  на  заре  двинулись  оттуда.  Когда  взошло  солнце,  мы 
миновали холмы и пригорки и вышли на равнину. Оттуда до того места, где стояли Гилджи, 
был добрый йигач пути. Когда мы вышли на равнину, то увидели вдали что-то черное — не то 
скопище Гилджей, не то дым. Все мои воины [тотчас же] во весь опор бросились вперед. Один 
или два куруха я скакал за ними, пуская стрелы то в людей, то в коней, и [наконец] сдержал их. 
Остановить  пять-шесть  тысяч  человек,  летящих  во  весь  опор,  очень  трудно,  но  бог  помог  и 
люди  успокоились.  Приблизившись  еще  на  один  шери  пути,  мы  увидели  темную  массу 
афганцев и пустились на них. Во время этого набега нам досталось множество баранов; ни в 
какой другой набег не было захвачено столько баранов. 
Когда мы повернули скот [на кабульскую дорогу] и спешились, афганцы отряд за отрядом 
начали подходить со всех сторон. Спустившись на равнину, они принялись подстрекать нас к 
бою.  Некоторые  беки  и  приближенные  захватили  целикомодин  отряд  и  весь  его  перебили. 
Против  другого  отряда  выступил  Насир  мирза  и  целиком  истребил  его;  из  голов  убитых 
афганцев  построили  башню.  Дусту  пехотинцу,  начальнику  крепости,  имя  которого  уже 
упоминалось, попала в ногу стрела, и по возвращении в Кабул он умер. 
Двинувшись  от  Шах-Исма'ила,  мы  пришли  к  Улабату  и  остановились.  В  этом  месте  я 
приказал некоторым бекам и приближенным отправиться и распорядиться об отобрании [в мою 
пользу] пятой части [захваченного] скота; у Касим бека и некоторых других мы, во внимание [к 
их  заслугам]  не  стали  брать  пятины.  Пятая  часть  добычи  после  подсчета  оказалась  равной 
шестнадцати  тысячам,  то  есть  одной  пятой  восьмидесяти  тысяч;  вместе  с  теми,  которые 
погибли или были пожалованы [бекам], число [захваченных] овец, безусловно составляло один 
лак. 
Выступив  рано  утром  с  этой  стоянки,  мы  устроили  в  равнине  Катта-Ваза  облаву,  чтобы 
поохотиться. В круг попало множество куланов и кииков. Много кииков и куланов перебили. 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
162
Во время охоты я погнался за куланом: подскакав близко, я пустил стрелу, за нею — еще 
одну, но эти две раны не свалили кулана с ног, только бег его после ранения стал тише, чем 
прежде. Пришпорив коня, я подскакал к кулану вплотную и так ударил его по шее за ушами, 
что рассек ему гортань. Кулан подскочил и так перекувыркнулся, что чуть не зацепил задними 
ногами за мои стремена. Моя сабля рубила очень хорошо. Удивительно жирный кулан! Ребра у 
него были немного меньше пяди длиной. Ширим Тагай и еще некоторые люди, которые видели 
куланов в Моголистане, удивлялись и говорили: «Даже в Моголистане мы редко видели таких 
жирных зверей». 
В этот день я застрелил еще одного кулана. Большинство кииков и куланов, подбитых на 
этой  охоте,  были  жирные,  но  ни  один  не  был  так  жирен,  как  кулан,  убитый  мною. 
Возвратившись после набега, мы стали лагерем в Кабуле. 
В конце минувшего года Шейбани хан повел войско из Самарканда, намереваясь захватить 
Хорасан.  Шах  Мансур  Бахши,  мужеложец  и  неблагодарный  человек,  который  находился  в 
Андхуде,  стал  посылать  к  Шейбани  хану  людей,  подстрекая  его  поскорее  выступить. 
 
Когда Шейбани хан дошел до окрестностей Андхуда, этот мужеложец, рассчитывая на то, что 
он посылал к Узбеку людей, нарядился, воткнул в волосы птичье перо, захватил подношения и 
подарки и вышел [из крепости]. Толпа бесшабашных узбеков со всех сторон налетела на этого 
развратника; его подношения, подарки и людей похватали и уволокли. 
Бади'аз-Заман  мирза,  Музаффар  мирза,  Мухаммед  Бурундук  Барлас  и  Зу-н-Нун  Аргун  с 
войском находились в окрестностях Баба-Хаки. Они не имели намерения сражаться, не хотели 
укреплять крепость, не делали никакого дела, не знали, что предпринять, и стояли, охваченные 
смятением.  Мухаммед  Бурундук  бек  был  человек  толковый,  он  говорил: «Мы  с  Музаффар 
мирзой  будем  укреплять  гератскую  крепость:  Бади'аз-Заман  мирза  с  Зу-н-Нун  беком  пусть 
отправятся  в  окрестные  горы  и  приведут  из  Систана  Султан  Али  Аргуна,  а  из  Кандахара  и 
Замин-Давара — Шах  бека  и  Мукима  с  их  войском.  Пусть  соберут  все,  какие  есть,  отряды 
хазарейцев и никдарейцев и держат их наготове в полном вооружении. Врагам трудно идти по 
горам;  опасаясь  войск,  стоящих  вне  крепости,  они  не  смогут  двинуться  на  крепость».  Он 
хорошо говорил, и в голову ему пришла разумная мысль. 
Зу-н-Нун Аргун был человек смелый, но корыстолюбивый и скупой, далекий от разумных 
мнений, глупый и сумасбродный. В те дни, когда Бади'аз-Заман и его младший брат совместно 
правили в Герате, Зу-н-Нун Аргун, как уже упомянуто, был полновластным беком при Бади'аз-
Замане. Из корыстолюбия он не согласился, чтобы Мухаммед Бурундук находился в Герате, и 
решил сам остаться в городе, но там тоже не сумел соблюсти приличие. 
Может  ли  быть  лучшее  доказательство  его  глупости  и  сумасбродства,  чем  то,  что  он 
поддался  на  лесть  и  обманы  алчных  плутов  и  мошенников  и  навлек  на  себя  срам  и  позор. 
Подробности  этого  дела  таковы.  Когда  Зу-н-Нун  Аргун  находился  в  Герате  и  пользовался 
влиянием и значением, к нему пришли несколько шейхов и мулл и сказали: «Мы вступили  в 
общение  с  нашим  кутбом 
365
, 
он  дал  тебе  прозвище  «Лев  Аллаха»  и  сказал,  что  ты  должен 
победить  узбеков».  Зу-н-Нун  Аргун  поверил  этим  словам,  повязал  вокруг  шеи  полотенце  и 
возблагодарил  Аллаха.  По  этим  причинам  он  не  согласился  с  разумным  мнением  Мухаммед 
Бурундука  и  не  упорядочил  дела  в  крепости,  не  приготовил  оружия  для  боя,  не  выставил 
караула  и  дозора,  чтобы  узнать  о  приближении  противника,  и  не  построил  войска,  дабы 
спокойно  начать  бой,  если  подойдет  враг.  Когда  Шейбани  хан  в  месяце  мухарраме  перешел 
Мург-Аб,  об  этом  узнали  только  после  того  как  он  приблизился  к  окрестностям  Серахса.  В 
Герате  пришли  в  смятение  и  не  могли  ничего  предпринять — ни  людей  собрать,  ни  войска 
построить. Все начали разбегаться кто куда. 
Зу-н-Нун Аргун, поддавшись на речи льстецов, стоял в Кара-Рабате с сотней или полутора 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
163
сотнями бойцов против сорока или пятидесяти тысяч узбеков. На [гератцев] напало множество 
врагов;  людей  Зу-н-Нуна  убили  и  отрезали  ему  голову.  Матери,  сестры,  жены  и  казна  мирз 
находились  в  крепости  Ихтияр  ад-дин,  которую  [теперь]  называют  Ала-Курган.  Мирзы 
достигли  города  к  вечеру.  Они  поспали  до  полуночи  и,  дав  отдохнуть  лошадям,  на  заре 
покинули  город,  не  подумав  даже  укрепить  крепость.  Имея  столько  времени  и  сроку,  они  не 
увезли своих матерей, сестер, жен, сыновей и дочерей и бежали, оставив их в плену у узбеков. 
Пайанда Султан биким, Хадича биким и другие жены Султан Хусейн мирзы, жены, дочери и 
сыновья  Бади'аз-Заман  мирзы  и  Музаффар  мирзы,  а  также  все  их  наличные  сокровища  и 
пожитки находились в Ала-Кургане. Мирзы не укрепили и не подготовили крепости [к осаде], 
как следует; йигиты, назначенные в подкрепление, тоже не подошли. Ашик Мухаммед Аргун, 
младший брат Мазид бека, пешком убежал из войска и пришел в крепость. Али хан, сын эмира 
Омара,  Шейх  Мухаммед  Абд  Аллах  бакаул.  Мирза  бек  Кайхусрави  и  Мирек  Кур  диван  тоже 
были там. 
Когда  спустя  два-три  дня  пришел  Шейбани  хан,  шейх  ал-ислам  и  [гератские]  вельможи, 
составив договор и условие, вынесли ему ключи от внешней крепости. Однако Ашик Мухаммед 
удерживал внутреннюю крепость еще шестнадцать или семнадцать дней. Снаружи, со стороны 
конского  базара,  сделали  подкоп,  развели  огонь  и  взорвали  одну  из  крепостных  башен. 
Осажденные, потеряв твердость духа, не могли удержать крепость и сдали ее.  
После  того  как  Шейбани  хан  взял  Герат,  он  очень  дурно  обошелся  с  женами  и  детьми 
[
обоих] государей, не только с ними, но со всем народом. Ради преходящих благ нашей краткой 
жизни он учинил всевозможные грубости и непристойности. Первое дело и действие, которое 
Шейбани  хан  совершил  в  Герате,  таково:  ради  грязных  мирских  расчетов  он  отдал  Хадича 
биким развратнику Шах Мансур Бахши на пытку и истязание. Шейх Пурана, этого праведного, 
святого человека, он отдал моголу Абд ал-Ваххабу, а его сыновей роздал всяким людям. Всех 
поэтов  и  даровитых  людей  Шейбани  хан  отдал  во  власть  Мулле  Беннаи.  Хорасанские 
остроумцы сочинили на этот счет такой отрывок, получивший широкую известность: 
Кроме Абд Аллаха Кирхара.  
Не видит теперь никто из поэтов золото. 
Беннаи хочет получить от поэтов золото —  
 
Но получить он только кирхар. 
Кроме того, Шейбани хан взял в жены одну из супруг Музаффар мирзы по имени Ханзада 
ханум,  не  выждав  даже  срока  очищения.  Несмотря  на  свою  безграмотность, [Шейбани  хан] 
учил Кази Ихтиара и Мухаммед Мир Юсуфа — знаменитых и даровитых гератских ученых — 
толковать Коран; взяв в руки перо, он исправлял писания и рисунки Султан Али-и Мешхеди 
366
 
и художника Бехзада 
367
. 
Иногда он сочинял несколько безвкусных стихов и приказывал читать 
их  с  минбара 
368
, 
а  потом  распоряжался  вывесить  эти  стихи  на  базарной  площади  и  брал  с 
народа  подарки.  Хотя  он  вставал  с  зарей,  не  пропускал  пятикратных  молитв  и  хорошо  знал 
науку  чтения  Корана,  но  произносил  и  совершал  много  подобных  глупых,  неразумных, 
бессмысленных и нечестивых слов и поступков. 
Через десять-пятнадцать дней после взятия Герата, [Шейбани хан] пришел из Кахадстана к 
Пул-и  Салару  и  отправил  все  свои  войска  под  начальством  Тимур  султана  и  Убайд  [Аллах] 
султана  против  Абу-л-Мухсин  мирзы  и  Купак  мирзы,  которые  беспечно  сидели  в  Мешхеде. 
Один раз они решили укреплять Калат, другой раз, услышав о продвижении [неприятельского] 
войска, задумали идти другой дорогой против Шейбани хана — это был удивительно хороший 
план! 
Когда  они  сидели  на  месте,  не  приняв  никакого  определенного  рушения,  Тимур  султан  и 
Убайд султан с войском быстрыми переходами подошли к ним. Мирзы тоже построили своих 

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме 
 
 
Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках 
 
164
воинов и выступили. Абу-л-Мухсин мирзу быстро разбили, Купак мирза с небольшим отрядом 
бросился на противников своего старшего брата. [Узбеки] напали также и на Купак мирзу; оба 
брата,  и  старший,  и  младший,  попали  в  плен.  Когда  их  привели  в  одно  место,  чтобы  убить, 
братья обнялись, поцеловались и попрощались: Абу-л-Мухсин мирза проявил тут малодушие; 
Купак  мирзе  все  было, [видимо],  безразлично.  Головы  обоих  мирз  послали  к  Шейбани  хану, 
который находился у Пул-и Салара. 
В эти дни Шах бек [Аргун] и его младший брат Мухаммед Муким, испугавшись Шейбани 
хана,  несколько  раз  посылали  ко  мне  послов  с  донесениями,  выражая  верность  и 
доброжелательство. Мухаммед Муким в каждом донесении откровенно призывал меня. В такое 
время,  когда  узбеки  захватили  всю  область  [Хорасан],  мне  казалось  неподобающим  сидеть 
[
сложа  руки]  и  смотреть.  Так  как  ко  мне  отправляли  столько  послов  и  донесений,  призывая 
меня  [в  Хорасан],  то  неоставалось  сомнений,  что  эти  беки  явятся,  чтобы  мне  служить. 
Посоветовавшись со своими беками и разумными людьми, мы решили выступить с войском и, 
соединившись с беками Аргунами, двинуться на Хорасан или принять какой-либо другой более 
подходящий  план,  следуя  их  совету  и  указанию.  Имея  такое  намерение,  мы  направились  к 
Кандахару. 
Хабиба Султан биким — выше уже упоминалось, что я называл ее йанга — привела ко мне 
свою  дочь  Ма'сума  Султан,  как  было  условленно  в  Герате.  В  Газни  мы  встретились  с  нею. 
Хусрау Кукельташ, Султан Кули Чанак и Гада-и Билал, которые бежали из Герата и находились 
у Ибн Хусейн мирзы, впоследствии ушли от него к Абу-л-Мухсин мирзе; у него они тоже не 
смогли  остаться  и  теперь  направлялись  в  другое  место.  Когда  мы  дошли  с  этими  людьми  до 
Келата, множество хиндустанских купцов, которые пришли в Келат, чтобы торговать, не успели 
убежать оттуда. Наши воины тотчас же напали на них. Многие придерживались мнения, что в 
подобное смутное  время  следует  грабить  всякого,  кто идет в  страну врага.  Я  не  согласился  с 
этим  и  сказал: «Чем  виноваты  эти  торговцы?  Если  мы  пожертвуем  ради  благоволения  божия